№ 35

 

Ляпишев Г. В.

Петр Андреевич Аракчеев и родовая вотчина Аракчеевых сельцо Гарусово в 1810-1827 годах  (по переписке графа А. А. Аракчеева)

В Москве в Лефортовском архиве (Российский государственный военно-исторический архив - РГВИА) имеется большой фонд графа Алексея Андреевича Аракчеева. Частью этого фонда является его переписка - огромные тома, толщина которых достигает 20-25 сантиметров. Входящие и исходящие документы подшиты отдельно. Документы подшивались в хронологическом порядке, независимо от того, кому они направлены или от кого получены. В одном томе находятся родственные письма - от матери, братьев или других родственников; различные счета за приобретенные вещи или съестные припасы; переписка с высшим генералитетом соседствует с письмами старосты села Грузина или грузинского капельмейстера.

Многие письма содержат информацию о сельце Гарусове - родовом имении Аракчеевых, которое принадлежало отцу графа Андрею Андреевичу Аракчееву, умершему в 1796 году. Следует отметить, что в Тверской губернии имеются четыре населенных пункта с названием Гарусово; недавние исследования Д. Л. Подушкова и К. М. Ячменихина /1/ доказали, что Аракчеевым принадлежало Гарусово, расположенное близ озера Удомли. Именно здесь родились братья Аракчеевы: Алексей, Андрей и Петр. Затем Андрей Андреевич Аракчеев переселился в село Курганы, принадлежавшее его жене Елизавете Андреевне, урожденной Ветлицкой (1750-1820), которая и после смерти мужа жила там, а Гарусовым фактически владел младший брат графа Аракчеева Петр Андреевич, хотя это и не было оформлено юридически.

Петр Андреевич Аракчеев (17. 8.1780 - 6.12.1841) учился, как и его старшие братья, в Артиллерийском и инженерном кадетском корпусе, по окончании которого 15 ноября 1796 г. в чине подпоручика был определен в Гвардейский артиллерийский батальон, в 1799 г. стал поручиком, в 1803 г. штабс-капитаном, в 1806 г. капитаном; с 14 декабря 1806 г. по прошению вследствие болезни он был уволен от службы, вновь принят на службу 11 февраля 1808 г., а в августе того же года получил звание флигель-адъютанта; в 1810 г. стал полковником.

С 1805 г. он был женат на княжне Наталье Ивановне Девлеткильдеевой (24.8.1785 - 23.10.1849).

В марте 1810 г. П. А. Аракчеев получил отпуск по болезни и часто бывал в Гарусове и Курганах. Из Курган 3 ноября 1810 г. Петр Аракчеев пишет брату, что получил его письмо, с которым было прислано “изображение Любезнейшего мне в свете человека!”. Видимо, речь идет о нескольких оттисках гравированного изображения графа: “Первое повешено в Курганах против того места, где я обыкновенно просиживаю, обуреваемый ныне ветрами и снегом, начальные дни зимы; другой отвезу в Гарусово и украшу оным общую нашу родину, а третий отослал к тетушке Настасье Никитишне /Жеребцовой, проживавшей в городе Бежецке - ГЛ/, которая всегда к нам находится в родственном расположении.” /2/

Дальнейшая переписка показывает, что Петр Аракчеев бывал в Гарусове наездами; письма из Гарусова перемежаются письмами, отправленными из Курган и из села Залужанья, “отчины покойной бабушки” Надежды Яковлевны Ветлицкой (Залужанье находится севернее Бежецка, примерно в 30 км на северо-восток от села Курганы). Лечение Петра, видимо, шло не слишком успешно; в письме от 7 февраля 1812 г. граф писал ему: “Съезди в Москву, там, говорят, есть лекарь, который может тебя вылечить; то разбери сам, какая бы это была радость, а тем более, что теперь, может быть, будут такие обстоятельства, что и служить нам вместе надобно было.” /3/ В этом письме содержится явный намек на приближающуюся войну с Наполеоном, когда отсиживаться в деревне Петру Аракчееву было бы неудобно. Об этом старший брат писал ему из Петербурга в Гарусово 18 апреля 1812 г.: “.../государь/ действительно отсюда выехал 9го апреля прямо в Вильну, и уже все отсюда поскакали, то и аз грешный должен ехать. В рассуждении вашего выезда, то я нахожу , что очень можно вам выехать по Николаева дни /9 мая - ГЛ/, ибо все вы рано приедете, а между тем и дорога будет гораздо лучше теперешней. Естьли можно найтить, то выменивай в деревне серебра, ибо сказывают, в Вильне сторублева ходит в 15 рублей.” /4/

После начала военных действий приказом императора от 6 июля 1812 г. Петр Аракчеев был отправлен во 2-ю Западную армию в распоряжение князя П. И. Багратиона, который своим приказом от 16 июля 1812 г. назначил его “находящимся для особых поручений при мне.” /5/ Примерно 10-12 августа П. Аракчеев был назначен дежурным генералом 2-й Западной армии. О службе в этот период он писал старшему брату 20 августа 1812 г. (незадолго до Бородинского сражения) из-под Можайска: “... уведомляю ... о себе, что я, слава богу, жив, но только у самого Дорогобужа нещастная моя болезнь окончила свое действие. по божьему токмо милосердию спасло мою жизнь! Быв назначен по воле князя /П. И. Багратиона - ГЛ/ дежурным генералом при армии, по должности своей объезжал армию первою линии и передовые посты, возвращался за несколько верст в главную квартиру в город ночью, случился со мной припадок и, опомнившись, нахожу себя в лесу под деревом лежащим! Но, слава богу, оное прошло; только теперь общая болезнь у нас на меня подействовала, что понос кровавой и со страшною болью, которой три дни уже продолжается по сего дни четвертой и, кажется, чувствую полехче. Вот все, что токмо могу вам сказать; теперь, кажется, по слухам остановились на сем месте ожидать неприятеля и решения судьбы общей. /.../ Князем Петром Ивановичем я очень много доволен и благодарность моя за его ласки пребудет вечно.”/ 6 /

Свое участие в Бородинской битве Петр Аракчеев на следующий день описал в письме к брату: “Никогда 26-е число так интересно не было как нынешний год; вчера было у нас сражение и такое, каковое редко бывает; началось с светом и кончилось с оным. Все силы и всю свою артиллерию неприятель обратил на 2-ю нашу армию, то есть левый фланг занимаемую. Не стало бы чернил, бумаги и ума описывать храбрость наших войск, а еще более храбрость нашего бесценного начальника, но судьбе видно угодно было наказать Россию; в половину дня ранило его пулей в правую ногу в берцо жестко, которую расплющили и не могли даже достать. Теперь мы несем его на себе, как героя и отца, проливая все слезы; много, очень много потеряли мы. Редко кто остался, не получив несколько ран. Богу угодно было спасти меня; прапорщик Березовский /фельдегерь - ГЛ/ расскажет вам, каково было жарко, и что я трусом не был и что остался жив, то видно это угодно было богу; но за все оное, кажется, и ему задали такую трепку, что долго не позабудет. Я отправляюсь с князем в Москву и от него не отстану; еще одно сражение, кажется, должно решить судьбу.” /7/

Как видно, это письмо написано сумбурно, под влиянием нахлынувших эмоций; обстоятельства ранения Багратиона изложены не совсем точно. В свою очередь, П. И. Багратион в своем письме к графу Аракчееву явно переоценивает заслуги Петра Аракчеева , надо думать, по политическим соображениям: “Не могу довольно похвалить ревности и усердия к высочайшей службе братца вашего Петра Андреевича, находившегося беспрерывно при мне. Он сверх других немаловажных занятий исправлял и должность Дежурного Генерала за болезнию Флигель-Адъютанта Марина в сие звание определенного, и при всех с неприятелем сражениях быв употребляем в самых опаснейших местах везде оказывал неустрашимость; исполнением же в точности при сражениях моих препоручений содействовал немало успехам. Я справедливым долгом поставил в воздаяние заслуг и трудов его, употребить мое ходатайство о награждении его Орденом Святого Владимира 3-й степени, о чем и сделал от меня куда следует представление. А как по болезни моей от полученной в сражении раны, я не мог более оставаться при Армии, то и братец ваш объявил желание возвратиться в Петербург, на что я дал мое согласие, и извещая о сем ваше Сиятельство поручаю себя продолжению вашей ко мне благосклонности.”/8/

Однако также состоявший при Багратионе С. И. Маевский, обиженный назначением П. Аракчеева, дал ему другую оценку: “Гром пушек разогнал оракулов, которые живут для поживы, а не для службы, и поубавил свиту Багратиона. Я заступил место и начальника штаба, и дежурного генерала, и ординарца и вестового. /.../ Князь прилепился ко мне всею душевною признательностью, и я прилепился к нему самою истинною преданностью, походившею на род сильной страсти и привязанности. Но в Дорогобуже князь назначил, вместо дежурного генерала флигель-адъютанта Аракчеева. Меня это оскорбило,- тем более, что князь вверил ему только звание, а на меня возлагал ответственность. Сколько ни умолял меня действовать под маскою суфлера дежурный генерал, но я решительно от того отказался. Г. Аракчеев был человек вечно пьяный и страдал сильною падучею болезнию. Не быв ни Героем, ни Платоном, ни Геркулесом, он от первого сражения потерял охоту быть близ князя, тогда как я считал это время самым приятным для имени и дела славы.” /9/

После Бородинского сражения П. Аракчеев отправился в Петербург, где получил орден Св. Владимира 3-й ст. Граф Аракчеев писал 15 сентября 1812 г. своей родственнице А. Н. Мякининой, что новый кавалер “очень наряден. Государь пожаловал особо хороший крест, и он теперь перещеголял большого братца.” /10/ Однако в тот же день, реально оценивая физическое состояние брата, граф Аракчеев писал своему двоюродному брату П. К. Еремееву: “Брат Петр Андреевич, явясь на службу, не может уже сидеть дома; худо он сделал, что явился, а теперь уже и по неволе и по стыду должен служить.” /11/

Выехав для продолжения службы к Багратиону, Петр Аракчеев по дороге в Крестцах встретил князя Н. С. Меншикова и узнал от него о смерти П. И. Багратиона. Сраженный этим известием, Петр заболел и уехал в Гарусово, откуда стал просить отпуск по состоянию здоровья: “О себе уведомляю вас, батюшка братец, что я насилу дотащился до своего Гарусова. Судьба, видно, определила, чтобы ни одно мое предприятие не выполнилось. Что делать? Повиноваться ей и переносить все с терпением. Одно меня крайне сохраняет, а именно неведение о самом себе. Если оное еще не последовало, то прошу вас ради самого бога по жалости любезного вашего брата разрешить оное и естли можно подать помощь по здоровью моему пробыть дома сколько можно. Приезд мой матушку утешил и облегчил здоровье ее, но только ненадолго, она редкий день чтобы не хворала, а поэтому в рассуждении нынешнего последнего времени, она решилась оставаться дома до тех пор, покуда я буду находиться в здешних местах и в Грузино направиться тогда, когда меня не будет видеть.” /12/ Это письмо было отправлено из Курган 3 октября 1812 г.; в нем П. Аракчеев выражает беспокойство о том, что новое служебное назначение не позволит ему поправить здоровье, а также пишет о предполагаемом отъезде матери в Грузино в связи с возможным наступлением французов.

Из этого и других писем следует также, что, несмотря на нездоровье, Петр Аракчеев переезжал с места на место; кроме Гарусова, он побывал в Курганах у матери, в Бежецке, а также во владениях двоюродных братьев Еремеевых, с которыми пора познакомить читателя. Еремеевы были детьми родной сестры матери братьев Аракчеевых - Парасковьи Андреевны, ур. Ветлицкой. Всего их было пять братьев: Василий, Федор, Петр, Иван и Лев Константиновичи Еремеевы. Их имения находились примерно в 30 километрах северо-восточнее Гарусова, где они владели землями в селениях Сорогожское, Маслово, Бустрыгино и других. Елизавета Андреевна Аракчеева и ее сын Петр поддерживали отношения с Петром и Федором Еремеевыми и вдовой Василия Еремеева, умершего в 1808 г., Аграфеной (Агриппиной) Михайловной. Они часто ездили друг к другу в гости. Особым доверием графа Аракчеева пользовался Петр Константинович Еремееев, который в течение многих лет вел с графом регулярную переписку, неоднократно бывал в гостях у графа в Петербурге и в Грузине. Именно ему граф Аракчеев поручил присматривать за матерью в 1812 году, а также сопровождать ее при переезде в Грузино, если бы возникла опасность занятия Тверской губернии французами.

Однако поскольку Петр Аракчеев теперь находился рядом с матерью, естественно он взял на себя хлопоты по ее переезду в Грузино. О всех волнующих его проблемах он писал старшему брату. Вот письмо от 10 октября 1812 г. из города Бежецка: “Милостивый Государь батюшка братец Алексей Андреевич! Письмо ваше от 24го сентября, мною полученное 4 октября, совершенно меня оживило и успокоило столько, сколько может успокоен быть пловец, выдержавший благополучно жестокий шторм, хотя все еще он находится среди открытого океана, но надежда на искусного кормчего представляет будущее в хорошем виде. Вы мой отец! Судьба моя единожды передана в руки ваши, и все то, что ни сделаете для облегчения участи моей, будет, верно, хорошее и лучшее. Лета и нынешние беспокойства матушку подвергают чаще чувствовать болезни, и теперь, слава богу, находится поздорову, и мы все сегодня с нею /идем/ прощаться к тетушке Настасье Никитишне; /.../ матушка наконец решилась ехать к вам и расположила вопрос свой следующим образом: дня три употребить на сборы, потом отправиться в гости и проститься с Еремеевыми, от них ко мне в Гарусово, где прожить столько, сколько позволит погода нынешнего времени, и потом отправиться под прикрытием моим по большой дороге в Грузино; ибо матушка никак не решается ехать чрез Тихвин по причине неприятных слухов о той дороге.” /13/

Поездка была отложена, о чем Петр писал из Гарусова 27 октября 1812 г.: “По сим причинам мы и отправились 20го числа с матушкою в Сорогожское в гости к Г/оспода/м братцам Еремеевым, куда, прибыв 21го, погостили в трех домах, то есть у Петра Константиновича, у Федора Константиновича и у Аграфены Михайловны, до 26го числа, которого я растался с матушкою, она поехала в Курганы, а я в Гарусово /.../. Окончу тем, что матушка положила по первому маленькому снежку приехать ко мне в Гарусово, где, дождавшись маловозможной дороги зимней, пуститься в путь приятного свидания!”/14/

Наконец в письме от 20 ноября из того же Гарусова Петр сообщал: “Мы с матушкою 22го числа выезжаем из Гарусова на Боровичи, где, пробыв сутки у городничего Александра Кирилловича /Афанасьева - ГЛ/, выедем на большую дорогу в Крестцы и так далее до любезного Грузина. /15/

Поездка в Грузино состоялась в ноябре-декабре 1812 г. В ней участвовали: Елизавета Андреевна Аракчеева, Петр Андреевич Аракчеев с женой Натальей Ивановной, Петр Константинович Еремеев и Наталья Даниловна Заостровская, ур. Еремеева, которая жила вместе с Елизаветой Андреевной в Курганах. Обратно все возвратились к Рождеству. В Гарусове Петр Аракчеев прожил до марта 1813 г., а затем, получив назначение комендантом в Киев, отбыл к новому месту службы. Жена его оставалась в Гарусове до лета, после чего отправилась к мужу.

С той поры по крайней мере до 1817 г. Петр Аракчеев и его жена жили в Киеве и в Гарусове не бывали. Присмотр за имением был поручен генералу Ивану Терентьевичу Сназину, который приходился братьям Аракчеевым родственником по отцовской линии (имение Сназина Ивановское расположено южнее Гарусова километрах в тридцати), а также Ивану Васильевичу Аракчееву, который служил на шлюзах Вышневолоцкой системы и владел имением Сигово, находившемся в километре от Гарусово. Под их “присмотром” Гарусово постепенно приходило в упадок, о чем свидетельствует приведенная ниже переписка.

В конце ноября 1819 г. И. В. Аракчеев писал Елизавете Андреевне из Сигово: “Я принужденным нашел послать к вам нарочного по причине, что за состоящую недоимку по ополчению 1812 года Гарусово описали, и как в то время имении, как ваше Курганное, Графа Алексея Андреевича Щеберинское и Натальи Ивановны Морозовское состояли вместе, что всех составило 356 душ, и вы, матушка, изволите припомнить, что ратников отдавали в Волочке с общего имения. Недоимка сия состоит на подвижной магазеин по 50 ко/п/. с души, на жалование ратникам по 4 р. каждому и им же ратникам за провиант по 18 р. каждому. Здесь в Гарусово ставлено 4 ратника, с Щеберина 2 ратника и Курганных 4 и с Морозовских 4 ратника - всех 14 человек. Гарусовские и Щеберинские деньги приготовили. Взыскивают строго, чтобы к 10 числу будущего декабря все недоимки кончить; то не допуская до дальнейших худых последствий, решился сим вас обеспокоить и просить присылки оных денег с Курганных, равно и с Морозовских душ с сим же нарочно посланным и упросил заседателя до возвращения его Гарусово не описывать.” /16/

Обеспокоенная Елизавета Андреевна 3 декабря 1819 г. обратилась за помощью к старшему сыну: “... препровождаю тебе, неоцененному сокровищу моему, от Ивана Васильевича письмо, по которому ты можешь усмотреть, что без защиты твоей могут уже вытеснить меня и из Курган; а недовольно того, что приехали безо всякого сведения описывать Гарусово, чего я не надеялась иметь и во всю жизнь мою, но все то сделала мне Наталья Ивановна наша. Потому что в 1812 году при сдаче 14ти человек ратников была она сама, и не знаю, есть ли у нее оные на уплату росписки или нет, почему я впредь до прислания оных и платить запретила; но досадно то, что я таковых недоимок не имела, как не стала жить хозяйственностью; приезжай, мой батюшка, и защити меня, сколько можно, а я уже сим письмом и отписала в Киев и к Наталье Ивановне, чтоб она поскорей меня обо всем уведомила. /17/

Граф выслал 512 рублей, а Ивану Васильевичу Аракчееву пришлось оправдываться за то, что обеспокоил графа и Елизавету Андреевну: “ Семь лет недоимка сия состоит и семь лет, как члены нижнего земского суда ежегодно побуждают к выплате ее; староста неоднократно говорил об оном Ивану Терентьевичу, а от меня доношено было матушке: сперва она изволила говорить, что справиться у Натальи Ивановны, которая в 1812м году по своду всех душ к Гарусову сдавала всех ратников в Вышнем Волочке и которая бывала здесь /в/ 1817м году /и/ ничего по сему не учинила. Недоимка оставалась неудовлетворенною; прошлою весною по возвращении моем из С. Петербурга заседатель нижнего земского суда приехал описывать имение, от чего я его удержал обещанием заплатить , и, будучи у тетушки, представил ей о надобности в скором времени выплатить недоимку, не допуская до дальнейших хлопот; она изволила приказать мне, чтобы староста со всеми расписками явился к Ивану Терентьевичу, и обещала к нему писать, что старостою и учинено, но недоимка оставалась не плачена; в прошлом ноябре 26го числа дворянской заседатель по указу Тверского губернского правления, не приемля никаких отговорок, Гарусово описал и помещику отказал от владения, как в указе объявлено; староста по небытности Ивана Терентьевича послал обо всем уведомление к тетушке; узнав о сем, я и считал, сколько оное может огорчить, посланного немедленно возвратил и, видя неизбежность к заплате, сам не имел денег и , не могши отъехать от умирающей жены моей, решился отписать и просить о высылке денег, уверив Г/осподин/а заседателя, что на назначенной срок будут выплачены.

Причина к таковому моему душевному огорчению воспоследствовала единственно от усердия и ревности моей к соблюдению спокойствия тетушки и чтобы не было в недоимошном списке имени Аракчеевых. Впрочем все, как было, представлено на волю Вашего Сиятельства.” /18/

Пришлось оправдываться и Петру Андреевичу, который 18 января 1820 г. писал графу: “... что же касается до описи Гарусова, то совершенно невинен, потому что не знал и не ведал ничего, как говорится, и верно вы, батюшка братец, согласитесь, что я из такой безделицы не допустил бы нанесть беспокойства матушке, да и удивительно, что и матушка о сем беспокоится, ибо стоило приказать отослать деньги, кои у меня всегда в готовности находятся; Иван Васильевич Аракчеев сделал сие от глупости точно, а не от чего другого, ибо он человек точно доброй и истинно нас любящий и совершенно преданной. Генерал /И. Т. Сназин - ГЛ/ сам вызвался смотреть за любезнейшей нашей родиной, но между тем сам вижу, что он мало сим занимается; отказать же ему боюсь, чтобы не рассердился, а между тем несколько лет и полушки не имею дохода, а огорчить человека я считаю самым большим для меня нещастьем.” /19/

Возможно, что волнения, связанные с этим случаем, сказались на здоровье Елизаветы Андреевны, и 17 июня 1820 г. она умерла. После матери Петр Аракчеев унаследовал в нераздельном владении с графом 500 душ в Бежецком и Вышневолоцком уездах Тверской губернии. Из этого имения П. Аракчееву особенно хотелось получить в свою собственность родовое село Гарусово, и он писал брату: “Глядя на комнаты, где мы родились, ходя по тем местам, где мы резвились, нельзя, чтобы чувства не воспламенились. Проживя полсотни лет, желал бы, где узрел я первый свет, чтобы там сокрыт было оный и навек. Расположение сердца моего вот каково! Проводить с весны до зимы в любезном Гарусове, а зиму в Москве у милых родных. Ради самого Бога, доставьте родному единственному брату провести последние дни жизни своей спокойно. Продайте оную часть мне, а мне по смерть доставить совершенное спокойствие, да и то ненадолго, по моему слабому здоровью.” /20/

Между тем, состояние Гарусова еще более ухудшилось, о чем писал графу Петр Еремеев 15 марта 1826 г.: “От братца Петра Андреича я получил два письма. Первое убедительнейшее из Грузина о принятии в присмотр Гарусова с деревней. Будучи так близок, не мог отказать, принял. Я на святой там был. И что же вы думаете я нашел: все упало, развалилось, никуда не войдешь; даже новой скотной дурацкой двор и тово одна половина валяется, принужден подпереть; дворня 33х человек хлеба, еду ничево не делает и только, что едят хлеб, которова, если не прибавить яровова, то до новова не прожить своим. Лошадей один старый мерин нашелся. С нуждою можно воды привезть, три старые кобылы, жеребец чуть жив, два жеребчика летошних да три нонешних кобылы и до тридцати коров. /.../ Крестьяне ни один до нового своим хлебом не прожить. Об сем я писал к Петру Андреичу, и от нево получил от 26го генваря. Пишет, чтоб я поправил и устроил вашу отчину, дабы в случае можно было жить; вот я ездил туда и вчерась только из Гарусова возвратился. Все рассмотрел, распределял. Но единова разоренного дому нигде не видал, корму скоту нет. Надобно и этому скоту купить и уже купил. У многих крестьян нету лошадей, надобно купить, было бы на чем летом пахать. Староста Михайло Кузьмин такая бестия, что никак описать нельзя. Не знаю, куда с ним детца. Главный управляющий Иван Васильевич Аракчеев оправдывает себя тем, что он и сам мало живет в Сигове, в котором немного лутче Гарусова. /.../ Чем поправлять, право, не придумать, буду писать Петру Андреичу.” /21/

На этом история Гарусова пока прерывается, поскольку материалы о более позднем периоде еще не удалось изучить. Однако из изложенного ясно, что вряд ли голубым мечтам Петра Аракчеева о безмятежной жизни в Гарусове суждено было сбыться. Он служил киевским комендантом до 17 марта 1829 г., когда был уволен от службы “за болезнию, с мундиром и пенсионом полного оклада”. Зиму он проводил в Москве, в своем доме на Малой Никитской, близ церкви св. Георгия, и здесь развлекался московскими новостями, свадьбами и обедами.

Несмотря на слабое здоровье Петр Аракчеев пережил графа А. А. Аракчеева, умершего в 1834 г. Говорят, что завещание Грузина в казну “сильно на него подействовало и расстроило его рассудок; последние годы жизни провел он в печальном положении”. П. А. Аракчеев умер 6 декабря 1841 г. и похоронен в московском Симоновом монастыре, под Тихвинской церковью. Там же похоронена и его жена Наталья Ивановна. Детей у них не было.

Несколько замечаний о портретах, которые считаются изображениями Петра Аракчеева. Акварельный рисунок, воспроизведенный в книге “Русские портреты”, не может быть портретом Петра Аракчеева, так как изображеный на нем генерал имеет Кульмский крест, которым П. Аракчеев не мог быть награжден, поскольку вообще не участвовал в кампании 1813 г.

Также весьма сомнительна атрибуция портрета работы О. А. Кипренского (1813 г.), сделанная Перкиным /22/, хотя бы потому, что в 1813 г. Петр Аракчеев не был в Петербурге. Кроме того, изображенный на портрете полковник и флигель-адъютант имеет ордена Св. Анны 2 ст. с алмазными знаками, Св. Георгия 4 ст. и прусский “Pour le merite” (За заслуги), которых Петр Аракчеев также не имел.

Поэтому внешний облик Петра Аракчеева пока остается для нас неизвестным.

Литература

  1. Подушков Д. Л. Малая родина графа А. А. Аракчеева // Вышневолоцкий историко-краеведческий альманах, №6. Вышний Волочек, 2002, с. 79-106; Ячменихин К. М. Семья Аракчеевых // Вестник Московского университета. Сер. 8. История, 2002, №4, с. 83-88.

  2. РГВИА. ф. 154, оп. 1, д. 71, лл. 543-544.

  3. РГВИА. ф. 154, оп. 1, д. 340, лл. 23-24.

  4. То же, л. 70об.

  5. РГВИА, ф. 103, оп. 1/209е, св. 14, д. 2, л. 48.

  6. РГВИА. ф. 154, оп. 1, д. 98, лл. 686-687.

  7. То же, лл. 684-685.

  8. РГИА, ф. 1409, оп. 1, д. 668, лл. 39-39об.

  9. Маевский С. И. Мой век или история генерала Маевского. 1779-1848 // Русская старина, 1873, №8, с. 135-136.

  10.  РГВИА. ф. 154, оп. 1, д. 340, лл. 98об-99.

  11.  То же, лл. 99-100

  12. РГВИА. ф. 154, оп. 1, д. 98, л. 811.

  13.  То же, лл. 824-825.

  14.  То же, лл. 898-899.

  15.  То же, л. 958.

  16. РГВИА. ф. 154, оп. 1, д. 122, лл. 380-380об.

  17. То же, лл. 379-379об.

  18. РГВИА. ф. 154, оп. 1, д. 126, лл. 45-46.

  19.  То же, №88.

  20. Русские портреты XVIII и XIX столетий. Спб, 1905, т. 4, №80.

  21. РГВИА. ф. 154, оп. 1, д. 135, л. 189.

  22. Перкин Е. Н. Малоизвестные портреты О. А. Кипренского // Московский журнал, 2002, №3, с. 64.


[На главную страницу]

© Тверская ОУНБ им. А.М. Горького