|
Ляпишев Г. В. Петр Андреевич Аракчеев и родовая вотчина Аракчеевых сельцо Гарусово в 1810-1827 годах (по переписке графа А. А. Аракчеева) В Москве в Лефортовском архиве (Российский государственный военно-исторический архив - РГВИА) имеется большой фонд графа Алексея Андреевича Аракчеева. Частью этого фонда является его переписка - огромные тома, толщина которых достигает 20-25 сантиметров. Входящие и исходящие документы подшиты отдельно. Документы подшивались в хронологическом порядке, независимо от того, кому они направлены или от кого получены. В одном томе находятся родственные письма - от матери, братьев или других родственников; различные счета за приобретенные вещи или съестные припасы; переписка с высшим генералитетом соседствует с письмами старосты села Грузина или грузинского капельмейстера. Многие письма содержат информацию о сельце Гарусове - родовом имении Аракчеевых, которое принадлежало отцу графа Андрею Андреевичу Аракчееву, умершему в 1796 году. Следует отметить, что в Тверской губернии имеются четыре населенных пункта с названием Гарусово; недавние исследования Д. Л. Подушкова и К. М. Ячменихина /1/ доказали, что Аракчеевым принадлежало Гарусово, расположенное близ озера Удомли. Именно здесь родились братья Аракчеевы: Алексей, Андрей и Петр. Затем Андрей Андреевич Аракчеев переселился в село Курганы, принадлежавшее его жене Елизавете Андреевне, урожденной Ветлицкой (1750-1820), которая и после смерти мужа жила там, а Гарусовым фактически владел младший брат графа Аракчеева Петр Андреевич, хотя это и не было оформлено юридически. Петр Андреевич Аракчеев (17. 8.1780 - 6.12.1841) учился, как и его старшие братья, в Артиллерийском и инженерном кадетском корпусе, по окончании которого 15 ноября 1796 г. в чине подпоручика был определен в Гвардейский артиллерийский батальон, в 1799 г. стал поручиком, в 1803 г. штабс-капитаном, в 1806 г. капитаном; с 14 декабря 1806 г. по прошению вследствие болезни он был уволен от службы, вновь принят на службу 11 февраля 1808 г., а в августе того же года получил звание флигель-адъютанта; в 1810 г. стал полковником. С 1805 г. он был женат на княжне Наталье Ивановне Девлеткильдеевой (24.8.1785 - 23.10.1849). В марте 1810 г. П. А. Аракчеев получил отпуск по болезни и часто бывал в Гарусове и Курганах. Из Курган 3 ноября 1810 г. Петр Аракчеев пишет брату, что получил его письмо, с которым было прислано “изображение Любезнейшего мне в свете человека!”. Видимо, речь идет о нескольких оттисках гравированного изображения графа: “Первое повешено в Курганах против того места, где я обыкновенно просиживаю, обуреваемый ныне ветрами и снегом, начальные дни зимы; другой отвезу в Гарусово и украшу оным общую нашу родину, а третий отослал к тетушке Настасье Никитишне /Жеребцовой, проживавшей в городе Бежецке - ГЛ/, которая всегда к нам находится в родственном расположении.” /2/ Дальнейшая переписка показывает, что Петр Аракчеев бывал в Гарусове наездами; письма из Гарусова перемежаются письмами, отправленными из Курган и из села Залужанья, “отчины покойной бабушки” Надежды Яковлевны Ветлицкой (Залужанье находится севернее Бежецка, примерно в 30 км на северо-восток от села Курганы). Лечение Петра, видимо, шло не слишком успешно; в письме от 7 февраля 1812 г. граф писал ему: “Съезди в Москву, там, говорят, есть лекарь, который может тебя вылечить; то разбери сам, какая бы это была радость, а тем более, что теперь, может быть, будут такие обстоятельства, что и служить нам вместе надобно было.” /3/ В этом письме содержится явный намек на приближающуюся войну с Наполеоном, когда отсиживаться в деревне Петру Аракчееву было бы неудобно. Об этом старший брат писал ему из Петербурга в Гарусово 18 апреля 1812 г.: “.../государь/ действительно отсюда выехал 9го апреля прямо в Вильну, и уже все отсюда поскакали, то и аз грешный должен ехать. В рассуждении вашего выезда, то я нахожу , что очень можно вам выехать по Николаева дни /9 мая - ГЛ/, ибо все вы рано приедете, а между тем и дорога будет гораздо лучше теперешней. Естьли можно найтить, то выменивай в деревне серебра, ибо сказывают, в Вильне сторублева ходит в 15 рублей.” /4/ После начала военных действий приказом императора от 6 июля 1812 г. Петр Аракчеев был отправлен во 2-ю Западную армию в распоряжение князя П. И. Багратиона, который своим приказом от 16 июля 1812 г. назначил его “находящимся для особых поручений при мне.” /5/ Примерно 10-12 августа П. Аракчеев был назначен дежурным генералом 2-й Западной армии. О службе в этот период он писал старшему брату 20 августа 1812 г. (незадолго до Бородинского сражения) из-под Можайска: “... уведомляю ... о себе, что я, слава богу, жив, но только у самого Дорогобужа нещастная моя болезнь окончила свое действие. по божьему токмо милосердию спасло мою жизнь! Быв назначен по воле князя /П. И. Багратиона - ГЛ/ дежурным генералом при армии, по должности своей объезжал армию первою линии и передовые посты, возвращался за несколько верст в главную квартиру в город ночью, случился со мной припадок и, опомнившись, нахожу себя в лесу под деревом лежащим! Но, слава богу, оное прошло; только теперь общая болезнь у нас на меня подействовала, что понос кровавой и со страшною болью, которой три дни уже продолжается по сего дни четвертой и, кажется, чувствую полехче. Вот все, что токмо могу вам сказать; теперь, кажется, по слухам остановились на сем месте ожидать неприятеля и решения судьбы общей. /.../ Князем Петром Ивановичем я очень много доволен и благодарность моя за его ласки пребудет вечно.”/ 6 / Свое участие в Бородинской битве Петр Аракчеев на следующий день описал в письме к брату: “Никогда 26-е число так интересно не было как нынешний год; вчера было у нас сражение и такое, каковое редко бывает; началось с светом и кончилось с оным. Все силы и всю свою артиллерию неприятель обратил на 2-ю нашу армию, то есть левый фланг занимаемую. Не стало бы чернил, бумаги и ума описывать храбрость наших войск, а еще более храбрость нашего бесценного начальника, но судьбе видно угодно было наказать Россию; в половину дня ранило его пулей в правую ногу в берцо жестко, которую расплющили и не могли даже достать. Теперь мы несем его на себе, как героя и отца, проливая все слезы; много, очень много потеряли мы. Редко кто остался, не получив несколько ран. Богу угодно было спасти меня; прапорщик Березовский /фельдегерь - ГЛ/ расскажет вам, каково было жарко, и что я трусом не был и что остался жив, то видно это угодно было богу; но за все оное, кажется, и ему задали такую трепку, что долго не позабудет. Я отправляюсь с князем в Москву и от него не отстану; еще одно сражение, кажется, должно решить судьбу.” /7/ Как видно, это письмо написано сумбурно, под влиянием нахлынувших эмоций; обстоятельства ранения Багратиона изложены не совсем точно. В свою очередь, П. И. Багратион в своем письме к графу Аракчееву явно переоценивает заслуги Петра Аракчеева , надо думать, по политическим соображениям: “Не могу довольно похвалить ревности и усердия к высочайшей службе братца вашего Петра Андреевича, находившегося беспрерывно при мне. Он сверх других немаловажных занятий исправлял и должность Дежурного Генерала за болезнию Флигель-Адъютанта Марина в сие звание определенного, и при всех с неприятелем сражениях быв употребляем в самых опаснейших местах везде оказывал неустрашимость; исполнением же в точности при сражениях моих препоручений содействовал немало успехам. Я справедливым долгом поставил в воздаяние заслуг и трудов его, употребить мое ходатайство о награждении его Орденом Святого Владимира 3-й степени, о чем и сделал от меня куда следует представление. А как по болезни моей от полученной в сражении раны, я не мог более оставаться при Армии, то и братец ваш объявил желание возвратиться в Петербург, на что я дал мое согласие, и извещая о сем ваше Сиятельство поручаю себя продолжению вашей ко мне благосклонности.”/8/ Однако также состоявший при Багратионе С. И. Маевский, обиженный назначением П. Аракчеева, дал ему другую оценку: “Гром пушек разогнал оракулов, которые живут для поживы, а не для службы, и поубавил свиту Багратиона. Я заступил место и начальника штаба, и дежурного генерала, и ординарца и вестового. /.../ Князь прилепился ко мне всею душевною признательностью, и я прилепился к нему самою истинною преданностью, походившею на род сильной страсти и привязанности. Но в Дорогобуже князь назначил, вместо дежурного генерала флигель-адъютанта Аракчеева. Меня это оскорбило,- тем более, что князь вверил ему только звание, а на меня возлагал ответственность. Сколько ни умолял меня действовать под маскою суфлера дежурный генерал, но я решительно от того отказался. Г. Аракчеев был человек вечно пьяный и страдал сильною падучею болезнию. Не быв ни Героем, ни Платоном, ни Геркулесом, он от первого сражения потерял охоту быть близ князя, тогда как я считал это время самым приятным для имени и дела славы.” /9/ После Бородинского сражения П. Аракчеев отправился в Петербург, где получил орден Св. Владимира 3-й ст. Граф Аракчеев писал 15 сентября 1812 г. своей родственнице А. Н. Мякининой, что новый кавалер “очень наряден. Государь пожаловал особо хороший крест, и он теперь перещеголял большого братца.” /10/ Однако в тот же день, реально оценивая физическое состояние брата, граф Аракчеев писал своему двоюродному брату П. К. Еремееву: “Брат Петр Андреевич, явясь на службу, не может уже сидеть дома; худо он сделал, что явился, а теперь уже и по неволе и по стыду должен служить.” /11/ Выехав для продолжения службы к Багратиону, Петр Аракчеев по дороге в Крестцах встретил князя Н. С. Меншикова и узнал от него о смерти П. И. Багратиона. Сраженный этим известием, Петр заболел и уехал в Гарусово, откуда стал просить отпуск по состоянию здоровья: “О себе уведомляю вас, батюшка братец, что я насилу дотащился до своего Гарусова. Судьба, видно, определила, чтобы ни одно мое предприятие не выполнилось. Что делать? Повиноваться ей и переносить все с терпением. Одно меня крайне сохраняет, а именно неведение о самом себе. Если оное еще не последовало, то прошу вас ради самого бога по жалости любезного вашего брата разрешить оное и естли можно подать помощь по здоровью моему пробыть дома сколько можно. Приезд мой матушку утешил и облегчил здоровье ее, но только ненадолго, она редкий день чтобы не хворала, а поэтому в рассуждении нынешнего последнего времени, она решилась оставаться дома до тех пор, покуда я буду находиться в здешних местах и в Грузино направиться тогда, когда меня не будет видеть.” /12/ Это письмо было отправлено из Курган 3 октября 1812 г.; в нем П. Аракчеев выражает беспокойство о том, что новое служебное назначение не позволит ему поправить здоровье, а также пишет о предполагаемом отъезде матери в Грузино в связи с возможным наступлением французов. Из этого и других писем следует также, что, несмотря на нездоровье, Петр Аракчеев переезжал с места на место; кроме Гарусова, он побывал в Курганах у матери, в Бежецке, а также во владениях двоюродных братьев Еремеевых, с которыми пора познакомить читателя. Еремеевы были детьми родной сестры матери братьев Аракчеевых - Парасковьи Андреевны, ур. Ветлицкой. Всего их было пять братьев: Василий, Федор, Петр, Иван и Лев Константиновичи Еремеевы. Их имения находились примерно в 30 километрах северо-восточнее Гарусова, где они владели землями в селениях Сорогожское, Маслово, Бустрыгино и других. Елизавета Андреевна Аракчеева и ее сын Петр поддерживали отношения с Петром и Федором Еремеевыми и вдовой Василия Еремеева, умершего в 1808 г., Аграфеной (Агриппиной) Михайловной. Они часто ездили друг к другу в гости. Особым доверием графа Аракчеева пользовался Петр Константинович Еремееев, который в течение многих лет вел с графом регулярную переписку, неоднократно бывал в гостях у графа в Петербурге и в Грузине. Именно ему граф Аракчеев поручил присматривать за матерью в 1812 году, а также сопровождать ее при переезде в Грузино, если бы возникла опасность занятия Тверской губернии французами. Однако поскольку Петр Аракчеев теперь находился рядом с матерью, естественно он взял на себя хлопоты по ее переезду в Грузино. О всех волнующих его проблемах он писал старшему брату. Вот письмо от 10 октября 1812 г. из города Бежецка: “Милостивый Государь батюшка братец Алексей Андреевич! Письмо ваше от 24го сентября, мною полученное 4 октября, совершенно меня оживило и успокоило столько, сколько может успокоен быть пловец, выдержавший благополучно жестокий шторм, хотя все еще он находится среди открытого океана, но надежда на искусного кормчего представляет будущее в хорошем виде. Вы мой отец! Судьба моя единожды передана в руки ваши, и все то, что ни сделаете для облегчения участи моей, будет, верно, хорошее и лучшее. Лета и нынешние беспокойства матушку подвергают чаще чувствовать болезни, и теперь, слава богу, находится поздорову, и мы все сегодня с нею /идем/ прощаться к тетушке Настасье Никитишне; /.../ матушка наконец решилась ехать к вам и расположила вопрос свой следующим образом: дня три употребить на сборы, потом отправиться в гости и проститься с Еремеевыми, от них ко мне в Гарусово, где прожить столько, сколько позволит погода нынешнего времени, и потом отправиться под прикрытием моим по большой дороге в Грузино; ибо матушка никак не решается ехать чрез Тихвин по причине неприятных слухов о той дороге.” /13/ Поездка была отложена, о чем Петр писал из Гарусова 27 октября 1812 г.: “По сим причинам мы и отправились 20го числа с матушкою в Сорогожское в гости к Г/оспода/м братцам Еремеевым, куда, прибыв 21го, погостили в трех домах, то есть у Петра Константиновича, у Федора Константиновича и у Аграфены Михайловны, до 26го числа, которого я растался с матушкою, она поехала в Курганы, а я в Гарусово /.../. Окончу тем, что матушка положила по первому маленькому снежку приехать ко мне в Гарусово, где, дождавшись маловозможной дороги зимней, пуститься в путь приятного свидания!”/14/ Наконец в письме от 20 ноября из того же Гарусова Петр сообщал: “Мы с матушкою 22го числа выезжаем из Гарусова на Боровичи, где, пробыв сутки у городничего Александра Кирилловича /Афанасьева - ГЛ/, выедем на большую дорогу в Крестцы и так далее до любезного Грузина. /15/ Поездка в Грузино состоялась в ноябре-декабре 1812 г. В ней участвовали: Елизавета Андреевна Аракчеева, Петр Андреевич Аракчеев с женой Натальей Ивановной, Петр Константинович Еремеев и Наталья Даниловна Заостровская, ур. Еремеева, которая жила вместе с Елизаветой Андреевной в Курганах. Обратно все возвратились к Рождеству. В Гарусове Петр Аракчеев прожил до марта 1813 г., а затем, получив назначение комендантом в Киев, отбыл к новому месту службы. Жена его оставалась в Гарусове до лета, после чего отправилась к мужу. С той поры по крайней мере до 1817 г. Петр Аракчеев и его жена жили в Киеве и в Гарусове не бывали. Присмотр за имением был поручен генералу Ивану Терентьевичу Сназину, который приходился братьям Аракчеевым родственником по отцовской линии (имение Сназина Ивановское расположено южнее Гарусова километрах в тридцати), а также Ивану Васильевичу Аракчееву, который служил на шлюзах Вышневолоцкой системы и владел имением Сигово, находившемся в километре от Гарусово. Под их “присмотром” Гарусово постепенно приходило в упадок, о чем свидетельствует приведенная ниже переписка. В конце ноября 1819 г. И. В. Аракчеев писал Елизавете Андреевне из Сигово: “Я принужденным нашел послать к вам нарочного по причине, что за состоящую недоимку по ополчению 1812 года Гарусово описали, и как в то время имении, как ваше Курганное, Графа Алексея Андреевича Щеберинское и Натальи Ивановны Морозовское состояли вместе, что всех составило 356 душ, и вы, матушка, изволите припомнить, что ратников отдавали в Волочке с общего имения. Недоимка сия состоит на подвижной магазеин по 50 ко/п/. с души, на жалование ратникам по 4 р. каждому и им же ратникам за провиант по 18 р. каждому. Здесь в Гарусово ставлено 4 ратника, с Щеберина 2 ратника и Курганных 4 и с Морозовских 4 ратника - всех 14 человек. Гарусовские и Щеберинские деньги приготовили. Взыскивают строго, чтобы к 10 числу будущего декабря все недоимки кончить; то не допуская до дальнейших худых последствий, решился сим вас обеспокоить и просить присылки оных денег с Курганных, равно и с Морозовских душ с сим же нарочно посланным и упросил заседателя до возвращения его Гарусово не описывать.” /16/ Обеспокоенная Елизавета Андреевна 3 декабря 1819 г. обратилась за помощью к старшему сыну: “... препровождаю тебе, неоцененному сокровищу моему, от Ивана Васильевича письмо, по которому ты можешь усмотреть, что без защиты твоей могут уже вытеснить меня и из Курган; а недовольно того, что приехали безо всякого сведения описывать Гарусово, чего я не надеялась иметь и во всю жизнь мою, но все то сделала мне Наталья Ивановна наша. Потому что в 1812 году при сдаче 14ти человек ратников была она сама, и не знаю, есть ли у нее оные на уплату росписки или нет, почему я впредь до прислания оных и платить запретила; но досадно то, что я таковых недоимок не имела, как не стала жить хозяйственностью; приезжай, мой батюшка, и защити меня, сколько можно, а я уже сим письмом и отписала в Киев и к Наталье Ивановне, чтоб она поскорей меня обо всем уведомила. /17/ Граф выслал 512 рублей, а Ивану Васильевичу Аракчееву пришлось оправдываться за то, что обеспокоил графа и Елизавету Андреевну: “ Семь лет недоимка сия состоит и семь лет, как члены нижнего земского суда ежегодно побуждают к выплате ее; староста неоднократно говорил об оном Ивану Терентьевичу, а от меня доношено было матушке: сперва она изволила говорить, что справиться у Натальи Ивановны, которая в 1812м году по своду всех душ к Гарусову сдавала всех ратников в Вышнем Волочке и которая бывала здесь /в/ 1817м году /и/ ничего по сему не учинила. Недоимка оставалась неудовлетворенною; прошлою весною по возвращении моем из С. Петербурга заседатель нижнего земского суда приехал описывать имение, от чего я его удержал обещанием заплатить , и, будучи у тетушки, представил ей о надобности в скором времени выплатить недоимку, не допуская до дальнейших хлопот; она изволила приказать мне, чтобы староста со всеми расписками явился к Ивану Терентьевичу, и обещала к нему писать, что старостою и учинено, но недоимка оставалась не плачена; в прошлом ноябре 26го числа дворянской заседатель по указу Тверского губернского правления, не приемля никаких отговорок, Гарусово описал и помещику отказал от владения, как в указе объявлено; староста по небытности Ивана Терентьевича послал обо всем уведомление к тетушке; узнав о сем, я и считал, сколько оное может огорчить, посланного немедленно возвратил и, видя неизбежность к заплате, сам не имел денег и , не могши отъехать от умирающей жены моей, решился отписать и просить о высылке денег, уверив Г/осподин/а заседателя, что на назначенной срок будут выплачены. Причина к таковому моему душевному огорчению воспоследствовала единственно от усердия и ревности моей к соблюдению спокойствия тетушки и чтобы не было в недоимошном списке имени Аракчеевых. Впрочем все, как было, представлено на волю Вашего Сиятельства.” /18/ Пришлось оправдываться и Петру Андреевичу, который 18 января 1820 г. писал графу: “... что же касается до описи Гарусова, то совершенно невинен, потому что не знал и не ведал ничего, как говорится, и верно вы, батюшка братец, согласитесь, что я из такой безделицы не допустил бы нанесть беспокойства матушке, да и удивительно, что и матушка о сем беспокоится, ибо стоило приказать отослать деньги, кои у меня всегда в готовности находятся; Иван Васильевич Аракчеев сделал сие от глупости точно, а не от чего другого, ибо он человек точно доброй и истинно нас любящий и совершенно преданной. Генерал /И. Т. Сназин - ГЛ/ сам вызвался смотреть за любезнейшей нашей родиной, но между тем сам вижу, что он мало сим занимается; отказать же ему боюсь, чтобы не рассердился, а между тем несколько лет и полушки не имею дохода, а огорчить человека я считаю самым большим для меня нещастьем.” /19/ Возможно, что волнения, связанные с этим случаем, сказались на здоровье Елизаветы Андреевны, и 17 июня 1820 г. она умерла. После матери Петр Аракчеев унаследовал в нераздельном владении с графом 500 душ в Бежецком и Вышневолоцком уездах Тверской губернии. Из этого имения П. Аракчееву особенно хотелось получить в свою собственность родовое село Гарусово, и он писал брату: “Глядя на комнаты, где мы родились, ходя по тем местам, где мы резвились, нельзя, чтобы чувства не воспламенились. Проживя полсотни лет, желал бы, где узрел я первый свет, чтобы там сокрыт было оный и навек. Расположение сердца моего вот каково! Проводить с весны до зимы в любезном Гарусове, а зиму в Москве у милых родных. Ради самого Бога, доставьте родному единственному брату провести последние дни жизни своей спокойно. Продайте оную часть мне, а мне по смерть доставить совершенное спокойствие, да и то ненадолго, по моему слабому здоровью.” /20/ Между тем, состояние Гарусова еще более ухудшилось, о чем писал графу Петр Еремеев 15 марта 1826 г.: “От братца Петра Андреича я получил два письма. Первое убедительнейшее из Грузина о принятии в присмотр Гарусова с деревней. Будучи так близок, не мог отказать, принял. Я на святой там был. И что же вы думаете я нашел: все упало, развалилось, никуда не войдешь; даже новой скотной дурацкой двор и тово одна половина валяется, принужден подпереть; дворня 33х человек хлеба, еду ничево не делает и только, что едят хлеб, которова, если не прибавить яровова, то до новова не прожить своим. Лошадей один старый мерин нашелся. С нуждою можно воды привезть, три старые кобылы, жеребец чуть жив, два жеребчика летошних да три нонешних кобылы и до тридцати коров. /.../ Крестьяне ни один до нового своим хлебом не прожить. Об сем я писал к Петру Андреичу, и от нево получил от 26го генваря. Пишет, чтоб я поправил и устроил вашу отчину, дабы в случае можно было жить; вот я ездил туда и вчерась только из Гарусова возвратился. Все рассмотрел, распределял. Но единова разоренного дому нигде не видал, корму скоту нет. Надобно и этому скоту купить и уже купил. У многих крестьян нету лошадей, надобно купить, было бы на чем летом пахать. Староста Михайло Кузьмин такая бестия, что никак описать нельзя. Не знаю, куда с ним детца. Главный управляющий Иван Васильевич Аракчеев оправдывает себя тем, что он и сам мало живет в Сигове, в котором немного лутче Гарусова. /.../ Чем поправлять, право, не придумать, буду писать Петру Андреичу.” /21/ На этом история Гарусова пока прерывается, поскольку материалы о более позднем периоде еще не удалось изучить. Однако из изложенного ясно, что вряд ли голубым мечтам Петра Аракчеева о безмятежной жизни в Гарусове суждено было сбыться. Он служил киевским комендантом до 17 марта 1829 г., когда был уволен от службы “за болезнию, с мундиром и пенсионом полного оклада”. Зиму он проводил в Москве, в своем доме на Малой Никитской, близ церкви св. Георгия, и здесь развлекался московскими новостями, свадьбами и обедами. Несмотря на слабое здоровье Петр Аракчеев пережил графа А. А. Аракчеева, умершего в 1834 г. Говорят, что завещание Грузина в казну “сильно на него подействовало и расстроило его рассудок; последние годы жизни провел он в печальном положении”. П. А. Аракчеев умер 6 декабря 1841 г. и похоронен в московском Симоновом монастыре, под Тихвинской церковью. Там же похоронена и его жена Наталья Ивановна. Детей у них не было. Несколько замечаний о портретах, которые считаются изображениями Петра Аракчеева. Акварельный рисунок, воспроизведенный в книге “Русские портреты”, не может быть портретом Петра Аракчеева, так как изображеный на нем генерал имеет Кульмский крест, которым П. Аракчеев не мог быть награжден, поскольку вообще не участвовал в кампании 1813 г. Также весьма сомнительна атрибуция портрета работы О. А. Кипренского (1813 г.), сделанная Перкиным /22/, хотя бы потому, что в 1813 г. Петр Аракчеев не был в Петербурге. Кроме того, изображенный на портрете полковник и флигель-адъютант имеет ордена Св. Анны 2 ст. с алмазными знаками, Св. Георгия 4 ст. и прусский “Pour le merite” (За заслуги), которых Петр Аракчеев также не имел. Поэтому внешний облик Петра Аракчеева пока остается для нас неизвестным.
|