Реализация партийно-государственной политики по отношению к кулачеству Северо-Западного региона Тверской области

Николай Ильин родился 11 мая 1968 года в п. Мста Удомельского района. Окончил 8 классов в Еремково и десятилетку в п. Брусово в 1985 году. Два года служил в морской пехоте на Тихоокеанском флоте. В 1992 году окончил исторический факультет Тверского государственного университета. Работал в Максатихинском районе учителем, 8 лет директором сельской школы. В настоящее время - заведующий отдела молодежи администрации Максатихинского района.

Предлагаемый ниже материал является частью дипломной работы Николая с выборкой примеров по Удомельскому району.

Территория Северо-Западного региона (далее в тексте - СЗР) Тверской области, к которой относился Удомельский район, как известно, никогда не был зерновым районом. Поэтому аграрная политика, проводимая компартией и советским государством по т.н. “кулачеству” и рассчитанная в первую очередь на хлебопроизводящие районы, должна была учитывать имеющуюся специфику. Однако этого фактически не было.

Среднее крестьянское хозяйство региона по данным на 1926-1927 годы имело следующие характеристики: по посевной площади – 1-4 десятины (ок. 75% хозяйств, 1 дес. – 1,09 га), по рабочему скоту – 1 лошадь (ок. 75% хозяйств), по продуктивному скоту – 1 корова – ок. 60% хозяйств, 2 коровы – ок. 30% хозяйств. Зажиточным считалось хозяйство, в котором было 6 и более десятин земли, 2 лошади, 3-4 коровы. (Данные приведены по “Отчету Вышневолоцкого уездного комитета ВКП (б). – В кн. “Социалистическое строительство в Тверской губернии в диаграммах и схемах”. – Тверь, 1927. – с. 29).

И если в среднем по стране численность зажиточного (т.н. кулацкого) населения составляла 4%, по Тверской губернии – 2,5-3%, то для СЗР, учитывая большую заболоченность и малоплодородность почвы, она была еще ниже. Малые доходы от земледелия толкали крестьян на занятия промыслами, торговлей. И основной слой кулачества формировался именно на стыке сельского хозяйства и торговли. Если говорить объективно, ни по образу жизни, ни по доходам т.н. кулацкое население практически не отличалось от середняцкого. Почти не было семей, которые попадали бы в разряд кулачества хотя бы по основным признакам. Эту особенность региона даже отмечал в своем выступлении на ХIII съезде ВКП (б) М.И. Калинин: “Что касается крупных ростовщиков-мародеров и хищников, занимающихся разорением крестьянства, … то таких кулаков в волости, а то и в округе, бывает один-два, и они известны всем”. (Стенографический отчет. – М., Красная новь, 1924. – с. 477).

Поэтому, когда в результате кризиса хлебозаготовок 1927-1928 гг. Политбюро ЦК ВКП(б) начинает предпринимать уже чрезвычайные меры в отношении “кулаков”, “спекулянтов”, “злостных держателей хлеба”, тверское крестьянство заволновалось, т.к. четкого определения кулачества не было. Но, как было сказано выше, кулачества в СЗР не было и фактически. Несмотря на это в большевистской прессе начала нагнетаться “антикулацкая” истерия. Если в первые послереволюционные годы слово “кулак” в прессе почти не употреблялось, то начиная с 1928 года почти в каждом номере стали появляться материалы под характерными заголовками: “Кулак в две глотки ест”, “Кулаки – первые недоимщики” и т.д. Параллельно с этим усиливалось и административное давление на крестьянство. Так несколько крестьян Вышневолоцкого уезда за “злонамеренную не сдачу льняного сырья” были лишены свободы на 7-8 месяцев с конфискацией всего сырья (газ. “Тверская деревня” от 6.03.1928).

Для “зажиточной” части деревни вводилось индивидуальное налогообложение. Так налог на крестьянина из с. Еваново (сегодня Еремково) Година Н.А. был установлен в сумме 147 руб. 25 коп., а раньше он платил 6 руб. 75 коп.; крестьянин Горев А.Д. из д. Ново-Кузьминское – 226 руб., Шмелев П.Т. из д. Брусово – 108 руб. (материалы Госархива Тверской области). И если Горев, к примеру, имел маслобойку, на которой работали наемные рабочие, 3 лошади, 5 коров, 2 дома, то Годин имел всего лишь 1 корову, 1/2 дома, 1/2 сарая и даже 1/2 бани и троих малолетних детей! Его принадлежность к “кулачеству” определялась лишь тем, что, лишившись в 9 лет отца и находясь на воспитании у старшего брата, он помогал ему в бакалейной торговле (все это было, при том, за несколько лет до революции). И это несмотря на то, что с 1918 по 1921 год он служил в Красной Армии.

Понятно, что при столь размытых критериях понятия “кулак” (основным-то критерием было “классовое чутье”) в разряд “кулаков” к концу 1920-х годов стало попадать середняцкое и даже бедняцкое население – нужно было выполнять решения партии.

Наряду с этим одним из главных средств политики становится т.н. “лишение избирательных прав”. Но речь шла не только о лишении права участвовать в выборах. Фактически это было и лишение жизненных прав: права на работу по собственному выбору не только самого “лишенца”, но и его детей, права на личную собственность и естественные родственные связи. По критериям, установленным в инструкции ВЦИК от 4 ноября 1926 года “О выборах городских и сельских Советов и созыве Съезда Советов”, которая применялась вплоть до 1936 года, при желании можно было лишить избирательных прав почти все крестьянское население. Так “за применение наемного труда” в число “лишенцев” попал крестьянин д. Мушино Удомельской волости Марков М.М. В свое “оправдание” он пишет: “Мне… ставят в вину, что у меня были плотники при производстве надворных построек. В деревне нет такого крестьянина, который не пользовался бы наемным трудом при ведении построек. Строить дом или двор одному невозможно” (ГАТО Ф.Р – 1696. Оп. 3. Д. 152 Л. 2).

Большое число сельских жителей были лишены избирательных прав за торговлю. Так житель с. Котлован Гусев С.Н. “никогда не имевший земли и работавший по найму, утративший 50% здоровья” (инвалид IV группы – справка прилагается) и негодный к физической работе с 1925 по 1929 год содержал чайную, за что и пострадал (ГАТО Ф.Р – 2067. Оп. 1. Д. 110 Л. 16). Житель д. Брусово Соловьев А.А. в годы НЭПа вместе с братом приобрел патент (у государства!) и торговал лесом (по разрешению государства!). За это он был лишен избирательных прав, хотя ему было уже 73 года и за него ходатайствовало 40 односельчан. В своем обращении к власти они писали, что Соловьев в молодости батрачил, предприятий не имел, жил всегда небогато. В 1926 году у него сгорел дом, пала корова “и старик обнищал, живя только огородом, имея болезнь рака, в результате чего у него удалена нижняя челюсть, и получает питание только молочное через искусственный аппарат” (там же Д. 449. Л. 8) - настоящая, заботливая “рабоче-крестьянская” власть!

Кроме самих “кулаков” в списки “лишенцев” попадали их родственники. Так, например, в “лишенцы” попала Т.И. Александрова из д. Порожки: “как жена маслобойщика” (Там же. Д. 73. Л,Л. 1,2); А. Виноградова из д. Юрино: “как жена эксплуататора”. Было и наоборот. Н.Ф. Парамонов из с. Дубровское был лишен права голоса за деятельность жены, которая в 1924-1925 годах на паях с другими жителями села открыла молочную лавку. Односельчане заступались за него: “Он проживал и проживает на свои трудовые доходы” (Там же. Д. 342. Л, Л. 4,5). В “лишенцы” практически автоматически попадали члены семей священнослужителей и дворяне. Григорий Владимирович Алексеев (сельцо Сосно, Удомельско-Рядская волость, южнее оз. Маги), сын известного профессора химии В. Алексеева, друга Д.И. Менделеева, также попал в “лишенцы”, хотя его земли, заложенные в Земельный банк еще в 1869 году, даже не были выкуплены и, как пишет Григорий Владимирович, “и до революции не считал их своими” (Ф.Р-1696. Оп. 3. Д. 3. Л. 10).

Всего по Удомельскому району в “лишенцы” попали 2,4% от всего количества избирателей, по Вышневолоцкому – 3,9%, в среднем по России – 2,69%, по Тверскому округу – 3,9% (“Тверская правда” от 28.03.1930). Всего по Тверскому округу (ТО) избирательных прав были лишены ок. 8 тыс. человек. Из них: 41,9% - члены семей “лишенцев”, 23,3% - частные торговцы и посредники, 6,8% - “лица, живущие на не трудовые доходы”, 5% - “лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли”, 21% - прочие.

Однако война, объявленная “зажиточному” (читай – рачительному) хозяину, еще не достигла своего апогея. Коллективизация в ТО, как и в целом по стране, началась со второй половины 1929 года, а в СЗР реально только с февраля 1930 года. Были усилены административные меры, социально-политическая изоляция “кулачества”. Зажиточные крестьяне также создавали колхозы. Вполне понятно, что объединялись они с себе подобными. Такие колхозы были названы властью “лжеколхозами” и распущены.

Главный и окончательный удар был нанесен по кулачеству после Постановления ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 года “О ликвидации кулачества как класса”. Не везде процесс проходил равномерно. Где-то раскулачивание проходило по решению органов власти, где-то стихийно. Крестьяне, создающие колхозы, по собственной инициативе забирали земли, скот и инвентарь у тех, кого сами посчитали кулаками. Так председатель колхоза “Молдино” Е.А. Петров вспоминал, что “в конце января члены колхоза “Прибой” вынесли решение выдворить кулаков из своих домов в избы бедняков и частично выслать в ближайший хутор Леганок, а их средства производства передать в колхоз в счет вступительных взносов бедняков” (Цит. по: Рогалина Н.Л. Коллективизация: уроки пройденного пути. – М.; Издательство МГУ, 1989 – с. 118). Они не видели ничего предрассудительного в том, что без средств к существованию оставались не только сами “кулаки”, но и женщины, старики, дети. Государство поддерживало и узаконивало грабеж. Разоренные крестьяне стали покидать родные места, перебираться в другие регионы страны, но очередным Постановлением правительства было запрещено и это. Удомельский и Вышневолоцкие районы числились по коллективизации среди “отстающих”. Процент коллективизации в них составлял “только” 46 и 40 соответственно.

Инициатива по раскулачиванию того или иного лица могла исходить практически от любого, лишь бы человек, сделавший заявление, пользовался малейшим доверием власти. Вот, например, письмо в “Крестьянскую газету” “комсомольтца” Кондратьева: “В деревне Юркино Удомельского района есть вредитель, негодный элемент Жавинов В.Е. В 1901 и 1927 г. он все время торговал мясом, в 1922 г. открыл кожевенный завод и эксплуатировал чужой труд, так что надо взять во внимание. Так как Жавинов работал кожи и овчины тихонько и государству до этого нет никакой пользы надо изжить кулака как класса” (ГАТО Ф.Р-2067. Оп. 1. Д. 137. Л. 3). Далее бюро расследований “Крестьянской газеты” направляет письмо в Удомельский РИК: “для проверки и принятия мер”.

Как происходило выселение “кулаков” мы читаем в деле И.С. Киселева. 1 марта 1930 года представитель РИКа с членами сельского Совета д. Сергино (3 км от п. Еремково) прибыли в дом Киселева, подготовили документы для выселения семьи из Удомельского района, составили опись имущества для передачи его в колхоз “Победа”. “Строители светлого будущего” забирали, прежде всего, дом, сарай, орудия труда, скот, но не брезговали и мелочовкой: самовар (8 руб.) – 1 шт., топор (50 коп.) – 1 шт., зеркало (2 руб., примета – с трещиной), дровни (3 руб.) – 1 шт., сапоги (5 руб.) – 1 шт., юбка женская, ведро, чугун, картофель, половики и т.д. Всего 47 наименований. Забирали абсолютно все, подчистую, не оставляли ни продуктов, ни личных вещей. Люди оставались только в том, что было на них. “Вина” Киселева была в том, что он “бывший торговец, до революции и после, скупщик для перепродажи скота и сельскохозяйственных продуктов в 1928-1929 гг. (опять же напомним – человек занимался этим по разрешению государства! – Д.П.) Наряду с этим имел кулацкое хозяйство (настоящий “кулак”, имеет одну пару сапог! – Д.П.) и обложен ЕСХН (единым сельхоз налогом) в индивидуальном порядке в сумме 50 руб. 50 коп.” (ГАТО. Ф.Р-2067, Оп. 1. Д. 176. Л. 3).

Еще один пример. Выписка из протокола Удомельского РИКа: “Слушали: Рассмотреть ходатайство Пленума Быковского сельского совета о выселении из пределов района хозяйства Фадеева С.Т. и членов семьи в количестве шести человек и до революции и после по 1928 год владельца 60 дес. земли, 4-х лошадей, 6-ти коров с систематическим применением постоянных рабочих – 2 человека и сезонных – 10 человек. Индивидуально обложен, за невыполнение хлебных заданий привлекался к штрафу, антисоветски настроен, лишен избирательных прав.

Постановили: Утвердить постановление в части выселения из пределов района хозяйство Фадеева и членов его семьи, как кулацкое, возбудить ходатайство перед Мосисполкомом об утверждении” (ГПТО. Ф.Р-2067, Оп. 1. Д. 491. Л. 2).

Часто при раскулачивании “формальности” просто забывали. “Был, например, такой случай, - пишет корреспондент “Тверской правды” Беляков в статье “Как “раскулачивали” в Вышкове” от 16.03.1930 (д. Вышково – 2 км южнее п. Еремково), - Приходит председатель сельского совета Веселов С.Н. в дом кулака ночью и требует, чтобы ему открыли сундуки и амбары. Веселов самолично ломает замки и без описи забирает все, что только попало на глаза, оставив лишь то, что было одето на плечах членов семьи раскулаченного”.

Такого рода действия приводили в волнение большие массы жителей села. Власть это видела и опасалась, а иногда и реагировала на чрезмерную ретивость “слуг народа”. Но в основном давление на деревню все возрастало. Спускаемый сверху план провоцировал местные советы на поиск все новых и новых “кулаков” и, чтобы его выполнить, разоряли обычные крестьянские семьи. Иногда в жернова попадали семьи и очень заслуженных перед революцией людей. Так была “раскулачена” семья Тодорских, чей сын имел четыре ордена Красного Знамени (ГАТО Ф.Р-2054. Оп. 1. Д. 2. Л. 7). В Дальневосточный край был выслан М.Е. Исаев из Вышневолоцкого района, хотя 2 его сына погибли в Красной Армии, а самому ему было 79 лет.

Раскулаченные делились на три категории. В первую попадал “контрреволюционный кулацкий актив”. В нее входили крестьяне, активно противодействующие утверждению новых порядков. Их дальнейшей судьбой занималось ГПУ. Вторая категория после “раскулачивания” подвергалась насильственному переселению за пределы района и области. Третья категория сгонялась со своих мест и для проживания им назначались новые места внутри района. На два хозяйства полагалась одна рабочая лошадь и одна корова. Рабочий инвентарь передавали из колхозов, разумеется худший. Одна изба полагалась для проживания двух семей. Земли под пашню выделялись в неудобьях, заболоченные, часто покрытые лесом. Все возникающие излишки продукции полагалось сдавать государству.

В “Тверской правде” от 18 марта 1930 года зафиксировано мнение крестьян Мушинского сельского совета Удомельского района на политику властей: “Власть и партия не обращают внимание на крестьян. Зачем присылают рабочих учить крестьян, когда крестьянин больше рабочих знает” - жуткая “контрреволюция”. В коммуне “Молдино” устраивали поджоги, насыпали в хомуты лошадям иголки и т.д. (Петров Н. Деревня в дни весеннего сева. “Тверская правда” от 8.12.1930).

Нередко вспыхивали и крестьянские волнения. По данным Корзуна И.Д. и Сергеева Г.С. (Социалистическая индустриализация и коллективизация сельского хозяйства Верхней Волги (1926-1937 гг.) Калинин, КГУ, 1979) “В Московской области в первом квартале 1930 г. было отмечено 517 групповых антиколхозных выступлений, подготовленных кулаками. Особенно активно действовало кулачество Тверского и Бежецких округов”.

Центральная власть требовало от своих представителей на местах усиливать давление на “кулаков”. Но так как никаких кулаков в деревнях уже не было, о чем заявляли и представители многих сельских советов – “кулаков у нас нет, у них ничего не осталось и поэтому нажимать на них нельзя” (Кулаков у нас нет // Тверская правда, 19.05.1931), соответственно усиливалось давление на середняцкие хозяйства. А в дальнейшем, дабы не останавливать раскрученный механизм политического террора, других методов управления людьми не знали, критерии принадлежности к “кулачеству” уточнялись: “Всякий нерадивый колхозник, лентяй или пьяница становится кулаком или его агентом” (Гольман. Разоблачили и выгнали кулаков из колхоза // За большевистские колхозы. 1.05.1933) – комментарии излишни. Трудовую дисциплину укреплять надо, но при чем здесь классовая борьба?

Подводя итоги всему вышесказанному, нужно констатировать, что в результате политики Советской власти “по раскулачиванию” в 1920-1930-х годах, пострадало не только “кулачество” - наиболее активное и трудоспособное крестьянское население, но и крестьянство в целом. Улучшать свое хозяйство, проявлять трудолюбие стало невыгодно. Выгоднее стало быть бедняком, получать от государства различные льготы, материальную и моральную помощь, а главное, политическую поддержку. Крестьянство утрачивало свои трудовые навыки, и оно уже было не в состоянии наполнить рынок сельхозпродукцией.

От редактора: Говоря о “кулачестве” нужно понимать, что явление это возникло задолго до революции. Развитие капитализма в России вело к распаду и расслоению крестьянской общины, разгоравшийся дух стяжательства уничтожал традиционные устои деревни, провоцировал социальную рознь. В ходе революции накопленная энергия неприязни вышла наружу и сокрушила и правых и виноватых. А так как причиной революции стала тяжелая духовная болезнь всех без исключения сословий России, то и борьба между ними и друг с другом приняла страшные, кровавые, не виданные прежде масштабы и формы.

Награбленное добро счастья “новым людям” не принесло. После всех экспериментов русская деревня пришла в 1990-х годах в совершенный упадок - воздаяние за грехи, закон, который известен во всех религиях. Заросли лесом огромные сельхозугодья, многие деревни просто исчезли с лица земли. Но главное, на земле почти не осталось трудолюбивого хозяина-крестьянина.