В мае 2003 года в редакцию альманаха по электронной почте пришло письмо от Тогулева Вячеслава Вениаминовича из г. Кемерова. В Интернете через поисковую систему он искал сведения о вышневолоцком помещике Юреневе Семене Павловиче, обладателем старинного портрета которого он стал. Больше никаких сведений - обычный помещик 19-го века, что можно найти о нем в Интернете? Шансы были минимальными. Поисковая система привела его на электронную версию “Удомельской старины”, где в материале “Захоронения на удомельских погостах” (См. “УС” № 15,17) были сведения о захоронении помещика Юренева С.П. (Это уже не первый случай, когда люди, ведущие поиск по своим темам, выходят на редакцию “УС” через его электронную версию, а “УС” получает доступ к частным архивам и новым сведениям).

Ниже публикуется очерк Вячеслава Вениаминовича, написанный по результатам поиска (в электронной версии публикуется полностью). Кроме того, что материал открывает ранее неизвестную и очень интересную страницу из истории края – историю 2-х удомельских дворянских родов, биографию 2-х участников войн начала 19-го века - он является хорошим образцом (я бы даже сказал методическим пособием) комплексного краеведческого поиска: запросы в архивы и музеи, поиск в Интернете, переписка со специалистами (кроме собственно очерка Вячеслав Вениаминович переслал в Удомлю массу первичных документов – копии документов из архивов).

Надо лететь в Москву. Экспертиза, которую в течение месяца проходил наш портрет во Всероссийском художественном научно-реставрационном центре имени академика Грабаря, готова.

Господи, ну что дают эти экспертизы? И без них ясно: мужской портрет, неизвестный художник. Изображен военный, с орденами. Надпись на обороте: “Вышневолочаевский помещик подполковник Семен Павлов сын Юренев”. Судя по одежде – 30-40-е годы 19 века.

Но нет, формалисты мы неисправимые. Каждую буковку перепроверяем.

Экспертиза стоит 100 баксов. И билет в один конец – 5000 рэ. Но для Юренева нам ничего не жалко. Хотим знать о нем все.

“Имеет коллекционное и антикварное значение…”

Москва. Домодедово. Толчея. Самолет тяжело переносим. Возраст, вес избыточный. Метро не для нас. Придется откупить такси до вечера, до обратного самолета. Калькулируем: еще 200 баксов. Разорение.

На дорогах пробки. Газ, суета. От частых остановок укачивает. Но вот мы у цели. Держим в руках экспертизу. Как и следовало ожидать, портрет – подлинный. Известные в Москве специалисты эксперт Гельенек и зав. отделом научной экспертизы Киселева подтвердили: изображен на портрете вышневолочаевский помещик Юренев, написан он во второй трети девятнадцатого века, “по времени и качеству исполнения произведение имеет коллекционное и антикварное значение” и “может представлять интерес для исторического и краеведческого музея”. Подписи, печати – на месте, ссылка на протокол экспертного совета имеется.

Теперь – рама. Момент ответственный. Рама должна украшать портрет, но притом – не “убивать”, то есть не мешать восприятию деталей изображения. Подлинная рама в ходе перипетий советских времен оказалась утраченной, к портрету относились варварски: содрали его с подрамника, скручивали в трубочку, о чем говорит характер кракелюр – то есть маленьких трещин на красочном слое. Если трещинки расположились по кругу - значит, холст подвергался каким-то точечным ударам. Если они продольные, от края картины до края - портрет скручивали.

Старого подрамника тоже не оказалось – пришлось делать новый. Реставратор – молодчина, очень методичная и кропотливая работа выполнена блестяще. На местах загибов холста – “музейная” обкладка – это чтобы кромки полотна не стирались при соприкосновении с рамой.

Крымский Вал

Рама… Едем в Центральный Дом Художника. Современное роскошное здание у моста на Москве-реке, на Крымском валу. В ЦДХ несколько багетных мастерских. Почти весь багет импортный, штампуют его по старым образцам. Для портретов более всего идут рамы широкие, с крупным рисунком, рельефные. Чтобы багет выглядел “теплее” и натуральнее, и походил на старинные образцы, его тона намеренно вручную “приглушают” черными подмалевками. Размер полотна 62 на 49 сантиметров плюс срезы на углах – итого уйдет более двух с половиной метров. Да за срочность платить двадцать процентов, к тому же налог на добавленную стоимость и налог с продаж, все вместе вышло 400 долларов. Дорого. Но ничего не поделаешь: восприятие картины во многом зависит от рамы.

Доводилось слышать: рамы, мол – мещанство. Главное – холст, а рама тут не при чем. Право, эти бы все речи слышать тем, кто заказывал художникам картины лет двести-триста назад. Во что попало полотна тогда не одевали. Рамы – это прикладное искусство, в них вкладывали не меньше мастерства и умения, чем, скажем, в фарфор или бронзовое литье. Увы, многие секреты изготовления багета, особого штука и лепнины, ныне утрачены.

Режут багет быстро. Через двадцать минут все готово. В мастерских нам всегда рады: покупаем багет часто и самый лучший. Упаковывают его для самолета по особому, чтоб в багаже не побился.

Перевозить антиквариат в самолете – проблема. В багаж картину не сдашь (перепады температуры в багажном отсеке не лучшим образом сказываются на красочном слое). А уж фарфоровые вазы - те и вовсе можно только в салоне провозить. Если ваза большая – приходится заказывать отдельное место, да еще в бизнес-классе, - там сиденья шире, и никто ее ненароком не заденет.

Нашего Юренева тоже везем бизнес-классом: там есть место за сиденьями, где картина не будет подвергаться никаким случайным ударам, коих в обычном салоне, в толкотне, увы, не избежать.

Вышний Волочек

Итак, портрет в Кемерове. Висит в вестибюле на почетном месте над компьютером – здесь мы работаем над книгами.

Сурового вида военный. Насупленно сдвинутые, почти сросшиеся брови. Аккуратно подстриженные усы, бакенбарды. Бороды нет. Глаза смотрят в сторону. Взгляд человека бывалого, многое в жизни повидавшего.

Вышневолочаевский помещик…

Где это – Вышние Волочки?

Снимаем с полки 14-й том Брокгауза, неизменного нашего спутника в любом исследовательском поиске.

Ага, вот она, статья Д. Рихтера о Вышнем Волочке.

Сведений не так чтобы много: “Уездный город Тверской губернии… Городом Вышний Волочек наименован в 1772г. Вышний Волочек выстроился на месте бывшего болота, из которого когда-то брали начало реки… Окрестности Вышнего Волочка тоже болотисты. Климат сырой и крайне нездоровый. Холера, посещая в нынешнем столетии несколько раз Тверскую губернию, ни разу не миновала Вышнего Волочка. Смертность в городе превышает рождаемость… Несмотря на это, население города фактически растет: в 1783г. было 3909 жителей, в 1830 – 7247, а в 1886г. 15881… В настоящее время Вышний Волочек один из самых людных и благоустроенных городов Тверской губернии, много красят его каналы и шлюзы, окруженные садами и бульварами, исправно содержимыми ведомством путей сообщения… По площади Вышневолоцкий уезд занимает первое место среди уездов губернии. Поверхность холмистая… Рек в уезде много… До 15% всего уезда покрыто камнем (валунами). По земским исследованиям половина уезда в почвенном отношении находится в условиях невыгодных для земледелия… Вышеволоцкий уезд лесистый; преобладающие породы: сосна, ель, береза… много диких зверей: медведи, лоси, дикие козы и рыси…, забегают и олени… Климат суровый…”.

Удомельские погосты

Да, невеселое место. Болота, холера, смертность, звери дикие “забегают”. Суровость климата, о которой пишет Рихтер, сразу же ассоциируется с флегматичным обликом Юренева, запечатленным на портрете.

Но где же он обитал, наш Юренев – в самом городе, в Вышнем Волочке, или в окрестностях его, в уезде? Написано же: помещик. Значит, имение где-то было. Но где?

Подключаемся к Интернету. В поисковой системе Яндекса запрашиваем данные о Семене Павловиче Юреневе. Результат превосходит наши ожидания: на безвестного Вышневолочаевского помещика обнаруживается ссылка. Сайт краеведческого альманаха “Удомельская старина” предоставляет лаконичную справку. В публикации некоего Д.Л.Подушкова под названием “Захоронения на Удомельских погостах” в списке похороненных читаем: Юренев Семен Павлович, подполковник, умер 1 июля 1855г. в возрасте 55 лет, похоронен в селе Черные Ручьи (храм Георгия Победоносца).

Он! Слава богу, хоть годы жизни теперь знаем и место погребения. Однако вот вопрос – что это за Черные Ручьи такие, о какой-такой “Удомельской старине” речь? Какое отношение загадочная Удомля имеет к Вышневолоцкому уезду?

На том же сайте находим краткую историческую справку. Удомельский район входит в состав Тверской области, до революции был частью Вышневолоцкого уезда. Райцентр Удомля находится всего в 56 км от Вышнего Волочка. С Удомельской землей связаны такие громкие в истории России имена, как граф Алексей Андреевич Аракчеев, Дмитрий Иванович Менделеев, Антон Павлович Чехов, художники Иван Ильич Левитан и Алексей Гаврилович Венецианов.

Вот, значит, где бытовал наш герой, помещик Семен Павлович Юренев. Справку на Удомлю находим и в словаре Брокгауза и Ефрона: оказывается, озеро Удомля, Вышневолоцкого уезда “очень живописно”, “местность озера Удомля исстари была заселена и названия многих доныне существующих селений упоминаются в новгородских летописях”. В 16 веке близ Удомли “существовали два монастыря”.

Вышний Волочек, Удомля, погосты, исторические места…

Черный Ручей, где похоронен Юренев – это где-то под Удомлей. И что это за селение? Может быть, именно им и владел Юренев? Или похоронен там случайно?

И как узнать, какими именно селениями владел наш помещик?

Раз помещик – значит, дворянин. В дворянских родословных, наверное, немало можно найти сведений о владениях.

На сайте библиотеки Тверского государственного университета находим изображение герба дворянского рода Юреневых. Есть и описание герба: “В щите имеющем голубое поле изображена Бычачья голова черного цвета, сквозь которую виден диагонально с права на лево пронзенный серебряный Меч. Щит увенчан обыкновенным Дворянским Шлемом с Дворянскою на нем Короною и тремя Страусовыми перьями. Намет на щите голубой подложенный серебром”.

Действительно, очень живописно. Сразу видно, что представители рода связаны с несением воинской службы. “Бычачья голова”, меч… Очевидно, Семен Юренев был не просто подполковником, а потомственным военным.

Небольшую справку о роде находим также в 81-м томе Брокгауза. Она подписана сокращенно: “В.Р-в”. И в самом деле – род потомственно военный. Он берет начало от некоего Андрея Юреневского, прибывшего в Россию из Польши. Один из Юреневых, Семен Васильевич, был стрелецким сотником, и в 1590-1593гг. отражал в Соловецком монастыре нападения шведов и финнов. Иван Игнатьевич участвовал в битвах во время Северной войны, Семен Игнатьевич отличился в Крымских походах 1687 и 1689гг., Николай Алексеевич воевал против Наполеона, а позже дослужился до должностей вице-губернатора костромского и архангельского, Петр Александрович (вторая половина 19в.) был Сенатором.

О Семене Павловиче Энциклопедический Словарь Брокгауза и Ефрона умалчивает. Зато в упомянутом томе находим ссылку на книгу “Род Юреневых”, которая была выпущена в Санкт-Петербурге в 1903 году и содержала генеалогическую роспись рода, начиная с 14 столетия.

А вдруг в этой книге что-нибудь, касаемое Семена Павловича Юренева, обнаружится?

Но где найти ее, эту книгу?

Салтыковка

Библиотеки сейчас компьютеризировались. Во многих начинают действовать электронные каталоги. Как правило, работают они плохо. Каталог главной библиотеки страны - бывшей Ленинки, вызывает лишь раздражение: ее сайт находится в полурабочем состоянии.

Лучше дело поставлено в Петербурге.

Бывшая Салтыковка, а ныне Российская Национальная Библиотека, имеет сайт, на наш взгляд, самый лучший в своем роде. Книг, правда, очень много, и в электронный каталог еще не все успели вписать. Вношу название книги “Род Юреневых” в строку поиска – и это ничего не дает: сведений нет. То же самое – когда пытаешься найти книгу по составителям (в словаре Брокгауза они обозначены как Г.Н. и Н.А. Юреневы).

Придется вступить в непосредственный контакт с работниками генерального каталога. На сайте – номера телефонов и фамилии сотрудников. Делаю контрольный звонок в сектор библиографии – там отсылают меня к дежурному библиотеки и в службу каталогов. И вот удача: книга обнаружена, она имеет шифр 38.76.7.3 и содержит 454 страницы.

При библиотеке действует институт генеалогических исследований. Звоню туда и следом по электронке отсылаю запрос. Прошу сотрудников института посмотреть указанную книгу и проверить, имеется ли в ней какая-нибудь информация о Семене Павловиче Юреневе.

Через одиннадцать дней получаю ответ. Научный сотрудник названного института Анна Леонтьевна Патракова книгу “Род Юреневых” изучила внимательно. Оказалось, что Семен Павлович упоминается в третьем разделе книги, на страницах 421-423. “Он, - пишет Анна Леонтьевна, - принадлежит к потомству Афанасия Юренева. Сын Афанасия – Василий, внук Андрей и правнук Тимофей служили в Новгороде дворянами. За Андреем Васильевичем состояло в 80-х гг. 17 века поместье в Новгородском уезде Бежецкой пятине в ее Тверской половине, на которое он получил грамоту от царя Федора Алексеевича”.

И – сведения, которые непосредственно касаются Семена Павловича. Прадед его Сидор Андреевич был драгуном, деда звали Никита Сидорович (жена: дочь Василия Федоровича Милюкова), отец служил прапорщиком (жена: дочь майора Анна Степановна Прибылова).

Указано также, что сам Семен Павлович (это мы уже знаем) был подполковником, а вот из неизвестных сведений – жену звали Варварой Александровной (дочь майора Филисова), а детей – Александр (родился 23 декабря 1845г.), Дмитрий (19 октября 1849г.), Николай (10 апреля 1851г.), Федор (7 января 1853г.), Анна (22 ноября 1846г.), Марья (16 апреля 1848г.), Ольга (20 мая 1854г.). Из дополнительных данных – сын Николай дослужился до земского исправника.

Архив Департамента Герольдии

Низкий поклон Вам, Анна Леонтьевна!

Вы не просто скрупулезно и педантично выполнили нашу просьбу и внимательно изучили книгу “Род Юреневых”, но еще подсказали пути возможного дальнейшего поиска.

Так, узнав из комментария к поколенной росписи, что в 1852г. Семен Павлович с детьми был внесен во вторую, а в 1856 году – в шестую часть родословной книги Тверской губернии, Анна Леонтьевна предположила, что более подробные сведения о Юреневе можно найти в фонде Департамента Герольдии в Российском государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге, и порекомендовала обратиться туда с запросом, указав при этом и адрес архива, и его телефоны, и номер электронной почты.

Такое внимание к запросу нас тронуло. Мы написали Анне Леонтьевне ответное письмо с признательностью за помощь. Поблагодарили мы также генерального директора библиотеки Владимира Николаевича Зайцева – уж очень вдохновили нас результаты поиска.

Патракова, конечно, права. На повестке дня – запрос в исторический архив (сокращенно РГИА).

Архив находится в самом центре Петербурга, на Английской Набережной, дом 4.

Направляем электронкой письмо. Так, мол, и так - Патракова Анна Леонтьевна посоветовала к вам обратиться.

Но в архиве проблемы. Электронный адрес не срабатывает. Неполадки на сервере. Посылаем запрос факсом.

Марш протеста

Звоним: дошел ли запрос? Четко ли пропечаталось факсовое сообщение?

Сотрудница архива Людмила Вячеславовна Белокопытова успокаивает: не волнуйтесь, письмо получили. Однако – беда: на исполнение тематических запросов очередь. Кроме того, РГИА в любой момент могут закрыть. Причина? Власти собираются переместить архив из его родных стен в современное здание. На месте старинного хранилища решили разместить чиновные апартаменты. Перевозка бесценных древних фолиантов грозит обернуться трагедией: резкая смена микроклимата, в котором документы пребывали сотни лет, может сказаться на них губительно. В Интернете создали неофициальный сайт, культурная общественность города протестует, устраивает пикеты и митинги…

Так что выполнение запроса – проблематично. Но сотрудники сделают все возможное. Во всяком случае, результаты будут не раньше, чем через два месяца.

Пробуем ускорить процедуру оформления заказа. Просим выслать счет для оплаты аванса по факсу. Получаем факс, в тот же день осуществляем платежи по электронке. Аванс 600 рублей, предварительная сумма заказа - 3900. А вообще, по правилам, заказ исполняется в пределах полугода.

Итак, остается только ждать…

Но поиск прекращаться не должен. Пока архивисты работали над запросом, изучали описи и дела, мы вернулись к отправной точке разысканий – публикации пока неизвестного нам Д.Л.Подушкова об Удомельских погостах на сайте “Удомельской старины”. Она представляет собою огромный список захоронений на означенных погостах до 1917 года. В алфавитном порядке перечислены старинные кладбища Удомельского района и погребенные на них лица преимущественно духовного и дворянского сословия, о чем Д.Л.Подушков предупреждает нас в подзаголовке своей публикации. Исконно “расейские” названия храмов и селений привораживают: Верескуново, Грибны, Ивановское, Илово, Паношино, Перхово, Поддубье – все эти названия сел были Юреневу более чем знакомы. И схороненных на означенных погостах он знавал, скорее всего, лично.

“Спи, мать моя родная…”

В Черных Ручьях, на погосте при храме Георгия Победоносца, кроме Семена Павловича Юренева похоронено еще несколько человек. Поминается некая Мария Павловна Самуйлова, умершая в 1875 году в возрасте 40 лет. Ее Юренев мог знать в малолетстве. Эпитафия на надгробии гласила: “Спи мать моя родная, покой тебе в земле, а Бог даст мир твоей душе”.

Похоронены там также Филисовы.

Филисовы…

Стоп! Ведь супругу Юренева, Варвару Александровну, в девичестве звали Филисовой, она была дочерью майора, это следовало из данных, обнаруженных А.Л.Патраковой в книге “Род Юреневых”.

Но погребения Филисовых на погосте Черных Ручьев датированы 18 веком. И, значит, родство с Юреневыми было вовсе не случайным – оно как бы венчало знакомство двух родов, которое длилось десятилетиями!

Памятник на захоронении Филисовых 18 века был один на несколько человек. Общая эпитафия незамысловатая: “На сем месте погребены тела вдовы Федосии Петровой, сына ее подпоручика Никифора Стахеева, жены его Настасьи Ивановой и сына Степана Филисовых, которые представились: Феодосия 1754-го марта 19-го, Никифор 1775-го сентября 1-го, Настасья 1763-го сентября 12-го, Степан 1770-го мая 12-го годов и чисел”.

Кому принадлежали Черные ручьи в 18 веке? Если Филисовым, то как они перешли потом к Юреневым? Ведь Юренев похоронен, конечно, в своем родовом имении? Загадка…

Где-то на Удомельских погостах, возможно, покоился прах и художника, писавшего портрет Юренева. Школа провинциальная, это видно невооруженным глазом, и подтверждено экспертизой реставрационного центра Грабаря. Скорее всего, художник тоже проживал не так чтобы далеко: у столичных признанных мастеров подполковнику в отставке, обитавшему в глуши, средь болот, озер, и диких зверей, в богом забытых Черных Ручьях, вряд ли была возможность заказать портрет. Хотя…

Школа Венецианова

С Удомельскими местами, как уже было сказано, связаны жизнь и творчество известного художника Алексея Гавриловича Венецианова. Жил он приблизительно в те же годы, что и Юренев, и похоронен на Удомельской земле, на Дубровском погосте (храм Спаса Нерукотворного Образа). На его могильном памятнике – надпись: “Живописец Его Императорского Величества академик Алексей Гаврилович Венецианов скончался в 1847 году декабря 4 дня на 68 году жизни. Незабвенному родителю от двух дочерей его”.

У Венецианова была школа. Провинциальные художники упражнялись в мастерстве своем под надзором признанного академика живописи. Ученики тоже жили и работали на Удомельской земле. Возможно, кто-то из них и написал наш портрет. Из самых известных учеников Венецианова – Григорий Васильевич Сорока, родился 15 ноября 1823г., он был крепостным художником, и погребен в селе Поддубье, отпевали его в храме Покрова Пресвятой Богородицы. Скончался 10 апреля 1864г. В том же селе погребен и друг художника Венецианова, который был хозяином Сороки - Милюков Николай Петрович. Он скончался 5 декабря 1889г. 87 лет от роду.

Очаровательный портрет девочки-подростка, что хранится ныне в Государственном Русском музее, Сорока написал с Е.Н.Милюковой. Предки же Юренева – в родстве с некими Милюковыми, и, возможно, именно с теми, к потомству коих принадлежал Николай Петрович. Что касается надгробия Николая Петровича Милюкова, то автор публикации об Удомельских погостах Д.Л.Подушков сообщает: оно в советские времена будет использовано под бюст Ленину в селе Молдино…

Однако, сравнивая кисть Сороки с манерой письма на нашем портрете, сходство если и улавливается, то в степени незначительной. Сорока писал очень контрастно, почти лубочно. Юренев же изображен с некой паволокой мягкой дымки. У Венецианова, конечно, были и другие ученики. При помощи князя П.М.Волконского Венецианов в Вышневолоцком уезде организовал подобие школы, из которой вышли достаточно приметные художники Г. Михайлов, А. Тыранов, С. Зарянко и другие. Но кто из них мог написать портрет Юренева?

Генеалогический портал

Какая жалость, что мы так заняты и не можем себе позволить сколько-нибудь длительную командировку в столицы, в Тверь, в Вышний Волочек, в Удомлю – в общем, съездить туда, где можно было бы прояснить пока такие смутные реалии биографии Юренева.

Случай, впрочем, свел нас с исследователями, которые могли бы нам помочь. Член Совета Русского Генеалогического Общества Станислав Экземпляров заинтересовался нашими запросами и порекомендовал нам петербургского знатока архивов Виктора Владимировича Клейста, с коим имел предварительные разговоры о путях возможного поиска.

В.В.Клейст – потомок древнего прусского баронского рода, происходящего из Померании. Виктор Владимирович разыскивает представителей этого рода в России, с 2001г. ведет поиски в архивах Прибалтии и Белоруссии. Он очень хорошо знаком с историческим архивом в Петербурге, и почти с ним сроднился.

Обмениваемся электронными письмами. Просим ускорить процесс копирования дела о дворянстве Юренева, обнаруженного в РГИА Людмилой Вячеславовной Белокопытовой. Доплачиваем архиву за срочность заказа. Виктор Владимирович просматривает заксерокопированные листы, и проверяет - насколько копии читаемы.

В РГИА – многодневная очередь не только на копирование, но и на отсыл копий заказчикам. Звоним в архив – просим выдать ксерокопии на руки В.В.Клейсту, попутно пишем благодарственное письмо Л.Белокопытовой на имя директора архива А.Р.Соколова. С запросом она справилась блестяще: найденное дело содержит более сотни страниц рукописного текста. Виктор Клейст берется отправить нам его с центрального петербургского почтамта, предварительно сняв страховочную копию: а вдруг в дороге затеряется?

Попутно узнаем, что Виктор Владимирович в скором времени будет в Москве, в военно-историческом архиве. Какая удача! Ведь Юренев был подполковником и, значит, в военном архиве о нем что-нибудь, да найдется.

Электронки из Кемерово и обратно следуют ежедневно. В.В.Клейст информирует нас о мельчайших деталях поиска, а мы взяли за правило советоваться с ним – что можно предпринять на будущее, чтобы побольше разузнать о портретируемом. Клейст советует: надо связаться с Тверскими краеведами!

Дмитрий Подушков

Тверские краеведы? Мы знаем только одно имя: Д.Л.Подушков, автор публикации об Удомельских погостах. Кто же он такой – человек, который в буквальном смысле проповедует “любовь к отеческим гробам”?

Заходим на сайт краеведческого альманаха “Удомельская старина” вторично. Оказывается, Дмитрий Леонидович Подушков – создатель и главный редактор названного альманаха, уже вышло в свет 32 номера. Вот и биографическая справка на него: 63-го года рождения, с 1976г. проживает в Удомле, окончил Рязанское высшее воздушно-десантное училище, в 1987-88гг. командует разведгруппой в батальоне особого назначения в Кандагаре (Афганистан). За боевые заслуги награжден орденом “Красная Звезда” и высшим афганским боевым орденом “Красное Знамя”. В 1989г. добровольно уволился в запас, до 1991г. работал учителем в школе. В 1991-93гг. директорствовал в “Авторской школе” - одной из первых частных школ в России, был депутатом Удомельского райсовета, председателем комиссии по вопросам образования, культуры и социальной политики, с 1996г. - замглавы местного самоуправления. С 1997г. издает альманах “Удомельская Старина”, организовал издание серии книг по истории родного края.

Уважаемый человек. Вот и фотография – чем-то похож Подушков на Юренева, такие же сдвинутые насупленные брови, и взгляд – повидавшего жизнь и отмеченного печатью пережитого. Ни дать, ни взять – Юренев нашего времени. Так мы его про себя и окрестили: Юренев. Вот и телефоны “Бизнес-центра”, который он возглавляет. Звоним – соединиться не удается. Провинция, связь плохая. Есть еще адрес электронной почты – шлем ему обстоятельное письмо. Кланяемся в ножки: помогите, дескать, разобраться – в Вашей публикации сказано, что Юренев в Черных Ручьях похоронен, и дата смерти обозначена. Так сохранилась могила-то? Если сохранилась - сфотографируйте памятник, будьте любезны. И соседние памятники, захоронения Филисовых, Самуйловой, сделайте, пожалуйста, фото также видов селения Черный Ручей – может, дома какие старые остались.

Один лишь камень…

Электронка не вернулась. Значит, вроде бы, дошла. А телефоны молчат. Ну не могут же не работать в районном центре телефоны? Звоним на телефонную станцию, перепроверяем – оказывается, номера вот уже год как изменились.

И вот – дозвонились. Очень немногословный он, Дмитрий Подушков. Письмо получил, - скоро ответит. Мы, в свою очередь, по мере перевода дела Юренева в электронный вид, обещаем частями его скидывать Подушкову по электронке.

Невдолге приходит e-mail. Всего несколько строчек: высылаю вложениями три фотографии, письмо напишу позднее.

Вскрываем файлы со снимками. В названии файлов - кресты и название: Черный Ручей. Понятно, значит: погост при Черных Ручьях.

А вот и фото. Первое: чистое поле, вдали деревья. Второе: деревья ближе, около них виднеется какой-то камень. Третье: сам камень под деревьями.

Господи, что это? Все, что осталось от погоста? Только один камень? Эка невидаль - большевики снесли. Точно также, как снесли кладбища в Кемерове и Сталинске (Новокузнецке), о чем мы неоднократно писали, и что вызывало такой яростный отпор местечковых националов.

Похоже, что так. Но все же теплится надежда. Отсылаем фото Клейсту, спрашиваем: что бы это могло такое быть? Погост? То, что от него осталось?

Как-то в одной газете мы написали: снесли большевики кладбище, какая жалость! Нам ответили: сносили не просто так, нужды производства и жилого строительства требовали! Но вот вам чистое поле. Глушь. Черных Ручьев в помине нет. Ближайшее жилье – не близко. Никакого строительства – ни жилищного, ни промышленного. Так что ясно: сносили только затем, чтобы – снести. Вытравить память потомков. О таких, как Юренев. И памятника на месте бывшего погоста никто в Удомле ныне ставить не торопится. Точно также, как и в Кемерове, Новокузнецке и по всей стране. И становится ясным: от того, что сегодняшние власти предержащие – со свечкой в руках, в соборах перед видеокамерами позируют, природа тех властей осталась прежней – свирепоантигуманной.

Приехать, что ли, в Удомлю, и на свои средства памятник заказать? В Кузбассе такие бы акции не прошли – никто не позволит в центре города без согласования с властями памятники устанавливать. Но в Черных Ручьях-то, в чистом поле, - может, имела бы шансы на успех подобная затея? Или – разобрали бы наш памятник? Ведь снесли же памятник, установленный частными лицами в конце 80-х на могиле известного художника Ивана Егоровича Селиванова, имевшего мировую славу “кузбасского Пиросмани”. Нечего, мол, “партизанить”…

Он ли?

Тем временем пришла бандероль от Клейста. Очень аккуратно упакованная, проложенная мультифорками – чтобы, невзначай, не замочилось содержимое: архивное дело о дворянском роде Юреневых.

Почерк у писцов ужасный, не везде достаточно определенно можно сказать – о каком населенном пункте или лице идет речь. Приходится сопоставлять разные документы, это помогает.

Но, конечно, перво-наперво – послужной список Юренева. Очень важно еще раз проверить – он ли изображен на портрете. А в формулярах, конечно, должны быть сведения о наградах. И если ордена, изображенные на портрете, будут соответствовать формулярам – значит, действительно, речь идет именно о Семене Павловиче Юреневе.

Листы 3 и 24-26 содержат копии свидетельства генерала от инфантерии, командира отдельного Гренадерского Корпуса Набокова, выданного Семену Юреневу в 1839 году. Набоков – человек авторитетный, имеет кучу воинских регалий, которые в конце документа педантично перечислены: Орден Святого Александра Невского, алмазами украшенный, орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия 3 класса, Орден Равноапостольного Князя Владимира 2 степени, Орден Святой Анны 1 степени, императорской короною украшенный, прусский Орден Красного Орла 2 класса, прусский Железный Крест, золотая шпага с надписью за храбрость, алмазами украшенная, польский Знак Отличия за военное достоинство и Знак за 30-летнюю беспорочную службу. Человек - авторитетнее не придумаешь.

Свидетельство Набокова помечено 8 июля 1839 года. Оно удостоверяет, что Юреневу, имевшему грекороссийское вероисповедание, шел 41-й год. Что полностью согласуется с уже известными нам данными (вспомним: в статье Д.Л.Подушкова - Юренев скончался в 1855 году в возрасте 55 лет). По Набокову выходит, что Юренев родился где-то в 1799 году, а по данным издания “Русский провинциальный некрополь” (1914), которым пользовался Д.Л.Подушков – около 1800 (дельта в арифметических подсчетах вызвана разницей между точной датой рождения Юренева, датой смерти и датой составления свидетельства Набокова). Так что с временем рождения – все сходится.

Гренадерский полк

Набоков свидетельствует далее, что Юренев происходит из дворян Тверской губернии, и что за ним состоит “родового имения… в Вышневолоцком уезде семь душ крестьян”. Немного. Название самого имения, увы, не упомянуто. Зато сказано, что в военную службу Юренев вступил 1 апреля 1817 года подпрапорщиком в Киевский Гренадерский полк (позже переименованный в полк Его Королевского Высочества наследного принца Оранского, а в Энциклопедическом Словаре Брокгауза обозначенный уже как генерала-фельдмаршала князя Николая Репнина). Полк этот был сформирован еще в 1700г., стал называться пехотным в 1708-м, а в 1849-м его шефом назначен король нидерландский. В 1805г. полк получил георгиевское знамя за сражение при Шенграбене, ему были дарованы серебряные трубы за взятие Берлина (1760) и сражение при Кацбахе (1813), а также особые знаки на шапки за военные походы в 1812-13гг.

В этом прославленном полку Юренев получил следующие военные звания: прапорщик (с 17 апреля 1818г.), подпоручик (с 9 декабря 1820г.), поручик (24 апреля 1822г.), штабс-капитан (с июля 1826г.), капитан (7 сентября 1829г.), майор (с 4 февраля 1833г.) – в этом звании он был переведен в другой полк, 5-й Карабинерский, а после реформы армейской пехоты – в гренадерский полк фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского (в апреле 1833г.).

Однако главное, чем отличился Юренев за время службы – это был поход по усмирению Польши в 1831г. Четыре из пяти полученных им наград – за Польшу (последняя, пятая – за выслугу лет).

К военной компании против “польских бунтовщиков и мятежников” относились и относятся по-разному. Интеллигенция всегда сочувствовала полякам, ибо справедливо видела в их мятежах ростки инакомыслия, которое во все времена в России жестоко подавлялось. Тем не менее, как известно, Пушкин сверхпатриотично ликовал при взятии Варшавы, равно как и его близкая приятельница Александра Осиповна Смирнова-Россет, которая ему и сообщила эту весть и поздравила с “русской победой”. Вряд ли героев подобных военных компаний, подобных Юреневу, можно в чем-либо винить, да и не винит никто: он, как и все в России тех лет, был связан строгой дисциплиной и послушанием, после декабрьского восстания основы престола оберегались, как никогда, и подавление польских восстаний было неизбежно. Да и верность воинской присяге дворянством считалась священной. Блистательные вельможи и мелкопоместные помещики, все – “слуги государя”.

Польский поход

Как известно, польский Сейм 13 января 1831г. объявил династию Романовых лишенною польского престола. 24 и 25 января главные силы русских войск перешли польскую границу. Юренев переходит границу 26 января (это следует из упомянутого свидетельства) и, значит, был в первых эшелонах русских войск.

13 февраля – первые успехи русских: одержана победа при Грохове. Поляки отступают на левый берег Вислы и вооружают укрепления Праги. Дух русских, тем не менее, падает: сражение под Гроховым было кровопролитным. Именно в эти дни Юренева представляют к Ордену Св. Анны 3 степени с бантом (наградные документы за надлежащим подписанием, однако, появятся только в августе). При “падении духа”, как известно, командиру требуется удвоенная и утроенная храбрость, так что свою “Анну” Юренев получил, очевидно, по праву…

После Гороховских и Пражских событий Юренев участвует в движении армии к реке Вспружну и на селение Седльце. Последнее отмечено тем, что во время 4-недельного бытования там русской армии из-за дурных санитарных условий появилась холера (в апреле было уже 5 тысяч больных).

Юренев тоже заболевает, ибо из свидетельства следует, что он попадает “по приключившейся болезни” в Одлицкий военный временный госпиталь.

Холера в ту пору была роковой болезнью. Юренев заболевает в апреле. А в июне она уже свирепствует в Петербурге (именно в 1831г. холера впервые появилась в столице) и унесла 7 тысяч жизней: панический страх перед болезнью привел к известному холерному бунту. Под влиянием паники, охватившей столицу, Пушкин, “замурованный” в Болдино и из-за карантина отрезанный от Петербурга, пишет “Маленькие трагедии”, где весь ужас, обуявший Общество, отражен в “Пире во время чумы”.

Смертность составляла примерно 50 процентов от зараженных, причем в начале эпидемии - все 70-90%. Лекарства от холеры, в общем-то, не было, и даже много позже, через полвека, эту болезнь лечили клистирами из смеси теплой воды с карболовой кислотой.

Второй поход

После выздоровления Юренев возвращается в полк. 25 и 26 августа 1831г. участвует в штурме Варшавы и овладениях передовыми Варшавскими укреплениями. Под Варшавой было до 70 тыс. чел. русских войск.

На воззвание императора с просьбой покориться поляки ответили отказом. 25 августа в 5 часов утра начался бой. После короткого затишья на ночь, 26 августа штурм укреплений продолжился. Юренев участвует в бое и… в ночь на 27-е августа попадает в плен. Однако 28-го из плена возвращается, и его награждают орденом Святого Владимира 4 степени с бантом и Серебряной Медалью за взятие приступом города Варшавы. И эта награда тоже была “отработана” им вполне…

После падения Варшавы поляки не сдаются. Русские их преследуют до прусской границы. Юренев участвует в двухдневном бою под Модлиным (потом переименованным в Ново-Георгиевск). В этом бою погибло 539 русских офицеров и 10.000 нижних чинов, с польской стороны убито и ранено до 7800 чел. и взято в плен около трех тысяч. В документах Юренева особо отмечено, что 17 сентября 1831г. он находился “при тесном обложении крепости Модлина”. Юренева награждают Польским Знаком Отличия за военное достоинство 4 степени.

После военной компании в Польше Юренев отпуска не получил. Не положено было. Таковой выдадут ему лишь в октябре 1833-го (4 недели) и в январе 1835-го (3 недели). Это были суровые реалии тогдашней службы.

Семен Павлович Юренев человеком был педантичным и исполнительным. Не случайно как до, так и после похода в Польшу он неоднократно получал в числе прочих офицеров Высочайшие благоволения за смотры, учения, парады и маневры в Орле, Москве, Старой Руссе и Княжем Дворе (1823, 1826, 1829 и 1833 соответственно).

Впрочем, рескриптов и похвальных листов от своего начальства, как сказано в свидетельстве, не получал. С другой стороны, под судом и в штрафах тоже не был: “высочайшим замечаниям и выговорам не подвергался, состоит в комплекте при полку налицо, к повышению чином и к награждению знаком отличия беспорочной службы аттестовался достойным, … отчеты по должности какие имел, представлял в срок, жалобам не подвергался, слабым в отправлении обязанности службы замечен не был”.

Словом, Юренев достиг того, что только и мог получить помещик из глухомани, владелец 9 душ крепостных. К тому же – он опоздал родиться. Если бы во время Наполеоновских войн ему было бы хотя бы 17 лет, то, несомненно, при его храбрости, выказанной в Польше, совсем иные эполеты могли бы украсить его мундир. Участвуй он при Бородине, иным был бы и послужной список. Юренев родился не в то время и не в той среде. Вполне очевидно, что влиятельные родственники, коих он не имел, приписали бы его чуть не с пеленок к какому-нибудь престижному полку, так что фактическую службу он начал бы уже хотя бы поручиком. Например, как Сергей Волконский, который “к службе” был приписан в 8 лет.

После отставки

3 марта 1839 года Юренев подает в отставку. По болезни. Исходатайствован ему пенсион аж 666 рублей. Поначалу казалось: что за число такое “масонское”? Уж не связан ли был с новомодными веяниями, охватившими столицы и генералитет? Но нет, не вяжется это как-то с чертами его психологического портрета. И загадка объясняется просто: в отставку выходили с пенсионом, составлявшим две трети жалованья. А жалованье у Юренева было – 1000 рублей. Так что – никакой мистики…

Пенсион получал Юренев в Вышнем Волочке. Притом обязался никакого жалования казенного больше нигде не просить.

Незадолго до отставки наградили его званием подполковника. А за полгода до сего, 1 декабря 1838г. – он получил за выслугу лет орден Святого Георгия 4 степени.

Итого, значит, пять наград было у Юренева: Святая Анна, Святой Владимир, Святой Георгий, польский Знак Отличия и Серебряная медаль за взятие Варшавы. Сравниваем с регалиями, изображенными на портрете – все сходится, наград действительно пять: четыре креста вверху, медаль внизу. Итак, еще раз доказано неопровержимо – портрет подлинный, изображен на нем Юренев.

Когда написан портрет? Конечно, после отставки. Потому что Юренев – хоть и подполковник, но изображен в одежде гражданской. Приехал домой уже не в отпуск, а навсегда – и тут же себя запечатлел, со всеми воинскими регалиями. Это могло быть, судя по всему, только после 1839г. Хотя на обороте портрета проставлена другая дата – год 1832-й. Это свидетельствует о том, что надпись сделана много позднее самого портрета. Память человеческая отчетливо запечатлевает яркие события и, как правило, имена родственников, но всегда слаба на даты. На портретах делали надписи, в основном, уже после смерти портретируемого: чтобы не дать забыть потомкам, кто изображен. И вот потомки повелели написать: вышневолочаевский помещик подполковник Семен Павлов сын Юренев. А год? В самом деле – какой год? Когда война с Польшею была? То ли в 1831-м, то ли в 1832-м. Напишем 1832-й – вернее будет.

Но для 1832-го портретируемый слишком уж в годах. Тогда ему было 32, максимум 33. А на портрете – уже за сорок, ошибиться нельзя никак. Значит, писали Юренева уже в годах 1840-х. На это указывает и экспертиза, - правда, эксперты подстраховались и обозначили срок возможного написания портрета второй третью 19 века. Но косвенно “родная” датировка все-таки ими оспорена, это факт. Так сегодняшняя искусствоведческая “наука” подправила слабую на даты память наших предков.

Разумеется, полученными из дела Юренева сведениями мы тут же поделились с Дмитрием Подушковым. Который, - уверены! - отнесется к истории Юренева с тем большим интересом, что не чужд не только краеведения, но и военной истории, сам будучи военным в отставке, да к тому же – автором прелюбопытного очерка о графе Аракчееве.

Оказывается, Аракчеев – родом из Вышневолоцких мест, он провел детские годы в селении Гарусово на озере Удомля. Юренев, конечно, не мог не быть наслышан о своем знаменитом земляке, современнике, прославившемся столь радикальными военными реформами, правдивая оценка которых, вполне очевидно, - дело будущего.

Кроме того, мы послали Дмитрию Подушкову фотоснимок с портрета Юренева. И получили ответ. Подушков выдвинул гипотезу, созвучную нашей: портрет написан кем-то из учеников Венецианова. “В Удомельском крае, - писал он, - активно работали художники – ученики Венецианова… Разного уровня были, возможно, портрет мог написать кто-то из них… Можно обратить внимание на это обстоятельство искусствоведов. Возможно, нас ждет большое открытие!”.

Что касается погоста в Черных Ручьях – то “сегодня это совершенно заброшенное место. Глушь. До ближайшего жилья 5 км”. Камень, что запечатлен на одном из присланных Подушковым снимков, как и следовало ожидать – “единственный материальный след от надгробий”. Там же – остатки фундамента: возможно, все, что осталось от церкви.

Дмитрий Леонидович прислал также подробную карту Удомельского района 1849 года. Поскольку Черных Ручьев сегодня не сыскать ни на одном карте, важно представить, где хоть они находились. Подушков подсказывает: смотрите близ селения Мартусы, а рядом – Черные Ручьи, он же Пог. Егорьевский. Недалече – усадьба Венецианова Сафонково…

В глубь веков

Карта Удомельских земель, присланная Подушковым, очень помогла нам при изучении актового материала семнадцатого века, также приложенного в копиях к делу Юренева. Выяснилось, что отец Юренева, Павел Никитович, служил во второй Сенатской роте солдатом в Санкт-Петербурге; дед, Никита Сидорович, – в Рязанском пехотном полку сержантом; прадед, Сидор Андреевич, - в Луцком драгунском полку дворянином, а прапрадед, Андрей Васильевич, - в Новгороде.

Документы 17 века, даже в копиях, читать трудно. Практически нет знаков препинания, многие слова пишутся слитно. А уж если почерк у копииста был ужасный, или он не разобрал чего – и вовсе. Тем не менее, удивительно, но найден довольно обширный список документа, датированного аж 1682 годом и относящегося еще к царствованию Федора Алексеевича.

И главным действующим лицом этого редкого акта – упомянутый прапрадед Юренева, Андрей Васильевич. Дело идет о выдаче ему специальной ввозной грамоты, закрепляющей его права на владения селениями и душами “в Бежецкой пятине Тверской половине”. Пятины и половины – это административные деления той поры. В документе перечисляются владения, указывается количество саженей и десятин пашенной и непашенной земли, поминаются населенные пункты и пустоши (иные наличествуют и на карте Подушкова): Михайловский погост в Костве, деревня Пономарева на реке Кездре, деревня Погостища на реке Кездре, деревня Демшина, Петровское поместье, пустошь Горка на озере Кездре, пустошь Терешина, Сумгуровское и Савинское поместье, Сорогошинский погост, пустошь Позориха, пустошь Осташово, деревня Старосельская на озере Белом, деревня Терпилец на озере Наволоке, деревня Тяпуль на Черной Грязи, деревня Шинякова, деревня Ехлирева, деревня Курова на озере Наволоке, пустошь Сергеева на озере Белом, Никольский погост в Удомле, пустошь Шитникова на озере Наволоке, Черный Ручей, пустошь Сергеева.

Деревни небольшие, по 3-6 дворов. Иные пусты – “хоромы сгнили и обелились”. В деревне Курово и в Черных Ручьях, что уже известно читателю, С.П.Юренев, праправнук Андрея Васильевича, будет проживать два с половиной века спустя. Имение было потомственным, родовым, корни уходили в века, в те поры, когда в царевом указе предписано было: “тем поместьем… со всеми угодьи и со крестьяны владеть Андрею Васильеву сыну Юреневу, и крестьянам и бобылям, которые в том его поместье живут, помещика своего Андрея Юренева во всем слушали, пашню на него пахали и доход ему помещицкий давали”, что скреплено было печатью боярина и воеводы Василия Семеновича Волынского. Сверял же текст грамоты много позже дворянский секретарь Капитон Яковлевич Сукин.

“Глушь конкретная и сегодня и тогда…”

Названный Андрей Васильевич Юренев, прапрадед нашего героя, поминается в книжке Н.А.Архангельского “История Удомельского района”, изданной в 1995 году при ближайшем содействии Д.Л.Подушкова: он готовил ее к печати. Подушков поделился с нами цитатой из книги, касающейся рода Юреневых: “Род Юреневых впервые вписан в дворянское сословие в 1680 году, когда рейтеру Андрею Васильевичу было пожаловано поместье. В это время в Бежецкой пятине было два Юреневых с 98 душами в поместье. На Удомельской земле этот род вовсе не новичок. Об этом свидетельствуют записи середины 18 века. В середине 19 века подполковник Семен Павлович Юренев, женатый на Варваре Александровне – дочери майора Александра Петровича Филисова, имел семерых детей: четыре сына и три дочери. Подполковник умер во время реформ. Вдова его, Варвара Александровна, осталась править в Мартусах на 469 десятинах земли. В том же году она принимает участие в размежевании деревни Погорелец, пытается продать часть Мартусов. Когда Варвара Александровна завещала детям свое богатство, то оказалось, что его почти не осталось. Николай и Федор Семеновичи получили на двоих 48,25 десятины, а Ольга Семеновна – 168,5 десятины. На этом землевладельческий род дворян Юреневых и кончился”.

Подушков не соглашается с Архангельским, что род Юреневых внезапно “кончился” - автор следовал основному своему источнику – книге “Генеалогия господ дворян Тверской губернии”, а она не содержала более обстоятельных данных, касаемых потомства С.П.Юренева. Что касается Мартусов, которыми владела вдова Семена Павловича, Варвара Александровна, сведения у Д.Л.Подушкова более определенные: “Мартусы – деревня. Она сохранилась. Глушь конкретная и сегодня, и тогда. Она не относилась к приходу Черных ручьев (храм Георгия Победоносца 1731г., фотографии нет), хотя приходы, может быть, и перекраивались. А вот Филисовы (1806 год первого упоминания) были прихожанами Черных Ручьев, владели дворами в деревнях Сошниково, Аксово”. Из дополнительных данных: между Мартусами и Черными Ручьями по прямой 16 км, дорогами сегодня – не менее 25, до усадьбы же Венецианова от Черных Ручьев по прямой – 26 км.

Семейная сага

Но вернемся к седой старине, к прапрадеду Юренева, Андрею Васильевичу. У него было два сына: Тимофей и Сидор. Тимофей распоряжался пустошью Староселье на озере Белом, селением Терпильцом на озере Наволоке, пустошью Горка, владел также Демшиной, Погостицей, Пономаревой, Терешиной, Позорихой. Часть владений он, как следует из документа “променял полюбовно” некоему Ивану Васневу. У Тимофея был сын, Иван.

И вот – семейная драма. Андрей Васильевич погибает: “В последнем Крымском походе на государевой службе у крымских людей взят в полон и в полону помер”. После него остаются жена, да два сына. Тимофей тоже умирает. У Тимофея сын – Иван, он приходится племянником Сидору. Иван бьет челом и просит отцовские поместья отписать себе в собственность. В челобитье же утаил о существовании дяди своего: “повыток отнимает, хочет один завладеть насильно”. Племянник – против дяди; коварство, хитрость, тайные пороки – все переплелось в этой саге. Документы относят историю сию к царствованию императора Петра Первого.

Так или иначе, Иван скончался, и о потомстве его ничего не известно. Владения же его, по крайней мере часть оных, оказались заложенными. В мае 1729 года он, будучи в чине капрала, отдал под заклад в деревне Староселье шестнадцать четвертей земли, помещицкий Двор “с дворовыми людьми и с всяким хоромным строением, да во дворе крестьян”, пустоши Горка и Терпилец с пашней, “с хлебом стоячим и молоченым и в землю посеянным”, с покосами, угодьями и скотом, “не оставляя за собой ничего”. Стоимость закладной – 150 рублей, она оказалась просроченной некоему Александру Федоровичу Мордвинову. Дело дошло до вотчинной коллегии.

Распродажа и дробление имения

При потомках прапрадеда Семена Павловича Юренева, Андрея Васильевича, таким образом, имение закладывается, или распродается. Драгун Сидор Андреевич в марте 1751 года за 10 рублей из недвижимого отцовского имения продал близ Усадища Староселье в пустоше Осташове пять четвертей земли “со всеми угодьи”, по купчей, майору Якову Кондратьевичу Философову.

У прадеда Семена Павловича Юренева, Сидора Андреевича, было три сына – Агей (служил в Преображенском полку солдатом, ушел в отставку подпрапорщиком), Никифор (служил в Ингермонландском полку солдатом), и Никита, дед Семена Павловича. После смерти Сидора Андреевича имение разделили между сыновьями и сестрами. Агей свою часть имения продал “всю без остатку” по купчей, за 90 рублей, новгородской помещице Марине Семеновне Салтановой, дело происходило в марте 1769г.

Дед же Семена Павловича Юренева, Никита Сидорович, напротив, имением прирастал. У Вышневолоцкого помещика Панфила Федотовича Милюкова выкупил он земли в пустоше Ермолине с лесами и сенными покосами, с рыбными ловлями “и со всеми угодьи”, за что заплатил 60 рублей, дело происходило в году 1784-м. При купчей присутствовали подпоручик Василий Григорьевич Мамышев, подпоручик Герасим Павлович Кутузов, секунд-майор Никита Маркович Строилов (все военная косточка!), сам же документ составлен местным писарем Ефимом Раздадуриным.

Отец Семена Павловича Юренева, Павел Сидорович, унаследовал всего 20 душ крестьян в сельце Курове. Поступил на службу в марте 1785г. рядовым в Сенатские роты, 7 апреля 1789г. был назначен младшим курьером, 11 января 1793г. – старшим, а 31 декабря того же года – прапорщиком, но в сентябре 1796г. ушел в отставку за болезнею. Ордер об увольнении подписал граф Александр Николаевич Самойлов, репрезентативный портрет коего долгое время находился в нашей коллекции картин (такое вот совпадение!).

Таким образом, имение временами прирастало землями и угодьями, но все же по большей части – дробилось, делилось меж наследниками, в 19-м же веке от него и вовсе почти ничего не осталось…

Имение Семена Павловича

После смерти отца Семена Павловича Юренева, Павла Никитича, имение наследовала мать, Анна Степановна. Имение – не ахти какое: движимое и недвижимое имущество при сельце Курово, пустошах Сошниково, Сергеево, Терпилец, Тепелево, Ермолино, Глохово, Осташово.

За матерью, кроме того, остались немалые долги.

В 1834 году она распорядилась: имение разделить меж детьми, и долги – тоже.

Раздел был осуществлен так. За матерью остался господский одноэтажный деревянный дом в Курове со всеми примыкающими к нему постройками: скотным двором, хлебными амбарами, гумном, пелевнями, погребом и каретным сараем. Из людей она оставила себе Дементья Дмитриева, Назара Дмитриева, девку Василису Дмитриеву, Ивана Прокофьева, Силу Терентьева с женою Авдотьей Ивановной с сыном Алексеем и падчерицею Ульяною Андреевой.

Семену мать оставила людей: Никиту Корнилова с сыном Николаем, Прокофия Изотова с сыном Гавриилом и дочерью Афимьею, Аксена Кудилова с женою Марьею Филипповной и с сыном Антоном, и вдову Ульяну Анкудинову.

Дочери Елене достались люди: Александр Никитин, некто Степанов с неразборчивым именем и жена его Дарья Филипповна и теща Домна Ивановна, а также Александр Аленьев с женою Александрою Васильевной и сыном Никитою.

Сыну Михаилу мать отписала в деревне Иваньково людей: Герасима Изотова с женою Миремьяною Ипатовной, с сыновьями Емельяном, Ерофеем, Агафоном, Игнатием, также девок Марью и Прасковью Прокофьевых, Прасковью Маркову. Михаилу достались также постройки и земли в пустошах Осташове, Ерденеве (?) и Голшнихе (?) – “все без остатку”.

Сыну Алексею, штабс-капитану, мать отдала людей из деревни Погорельцы: Ивана Анкудинова, Никифора Анкудинова с женою Федосьею Тимофеевной, с сыном их Никитою и дочерью Соломонией, вдову Устинью Куприянову, Савелия Александрова, Дмитрия Прокофьева, вдову Елену Леонтьеву. Алексей владел отныне также землями в Погорельцах и в пустоше Якушкине.

Долги

Были и другие земли, которыми весьма рачительно распорядилась Анна Степановна Юренева в 1834 году, - их она поделила меж детьми, как считала справедливым.

Трудно сказать, насколько рады были дети такому решению матери. Потому что отныне долги, которые после нее остались, надлежало выплачивать им. 200 рублей ассигнациями Бежецкой помещице Александре Михайловне Колюбакиной, а также господам Филисовым 250 рублей отныне был должен сын Михаил. Семену надлежало выплатить госпоже Колюбакиной ассигнациями 100 рублей и девке Афимье Васильевой серебром 200 рублей. Дочери Елене пришлось задолжать Колюбакиной 200 рублей ассигнациями, девке Афимье Васильевой 50 рублей, и еще какие-то загадочные 100 рублей “мелочные, известные всем нам”. Сыну Алексею выпал долг Колюбакиной 300 рублей ассигнациями и девке Афимье Васильевой серебром 150 рублей.

Итого долги составили 1550 рублей. Для такого мелкого поместья – сумма астрономическая. Притом, что всему движимому и недвижимому имуществу Юреневых была дана оценка (скорее всего, завышенная) в 15000 рублей.

Спустя пять лет после этой раздачи долгов и земель, Семен Павлович Юренев, как уже было сказано, вышел в отставку и вернулся на свою малую родину. Сумма его годового жалования составляла 666 рублей. Выходит, что общая сумма долга равнялась чуть не трехгодичному пенсиону подполковника! Правда, на его часть приходилось всего 300 рублей – к тому времени, возможно, уже сполна оплаченную.

Итак, - девять душ крепостных, часть пустошей, и долги. Это все, что имел Юренев по воле матери. Та, скорее всего, потихоньку отходит от дел, раз решилась разделить и без того уже многажды поделенное имение. Мелкопоместное дворянство действительно разорялось. Притом, что было довольно именитым. Например, при акте раздела мизернейшего по размерам имения Юреневых в 1834г. присутствовали аж два подполковника: Николай Степанович Кутузов и Антип Сукин. Удивительно: столь приметные особы – казалось бы, при такой не очень значительной сделке…

Мы бедные, но благородные…

Впрочем, чего удивляться. Дворянство бедное, но - благородное. К слову сказать, все дело, которое мы обнаружили в историческом архиве, касается именно вопроса о благородных корнях Юренева.

Незадолго до смерти он пожелал быть внесенным в шестую часть дворянской родословной книги Тверской губернии. Завязалась переписка, бюрократическая машина работала несколько лет, запрашивала данные о предках Юренева, свидетельства о рождении его детей, разные имущественные документы, купчие, формулярные списки, акты о награждении Юренева Орденами, - то есть те данные, которые сегодня помогают нам восстановить детали психологического портрета мелкопоместного дворянина не вовсе большой руки.

К какой части родословной книги быть отнесенным - вопрос для Юренева крайне важный. Воинские регалии его – явно не генеральские, образования почти никакого (знал только грамоту, “читать, писать умеет, арифметику знает”), зато имеет честь вести дворянскую родословную свою с 17 века!

Родословные книги делились на шесть частей. В первую вносились те, чьему дворянству – не более ста лет. Во вторую часть вносят “по военным чинам и орденам”. В третью – “по гражданским чинам и орденам”. В четвертую – “иностранные роды”. В пятую – “баронские, графские и княжеские”. В шестую – “древние благородные дворянские роды”, кои ведут счет дворянству своему никак не позднее чем с 1685 года.

Юренев стремится попасть именно в шестую часть - самых древних. Не по амбициям стремится, а – по праву. Представляет доказательства, которые сочли безупречными. И – достигает своей цели. Правда, жить осталось – всего ничего. Зато – восемь детей, о них думать надо.

“Ел живьем лягушек…”

Юреневы – потомственная военная косточка. Семен Павлович, судя по портрету – человек суровый. Именно таких людей и должна была рождать Удомельская глушь. Потомки, судя по всему, наследовали означенную суровость нравов. Подушков пишет: “Одна бабушка, сейчас к слову вспоминаю (Агафья Ниловна Семенова – см. о ней “Удомельскую Старину” № 31), вспоминала о помещике Юреневе, который перед революцией жил, видимо, где-то в районе озера Островно: был очень свирепого нрава и, дословно: “Ел живьем лягушек, в порыве злости грыз холки лошадям и шеи гусям”…”.

Вместе с тем, Юреневы, очевидно, были не очень крепки здоровьем. Военные походы, частая смена климата и места пребывания нещадно сокращали их лета, и умирали они рано. Судя по биографии Семена Павловича, вся жизнь уходила на то, чтобы отдать стране свой воинский долг, озаботиться продолжением рода, и передать детям права владения.

Вышедший по болезни в отставку Семен Павлович имел такого же “болезного” брата, Михаила. В 1851 году имения у того не было, а от родителей он унаследовал 11 душ крепостных: 6 “мужеска” и 5 “женска”, в сельце Иванькове. Вехи службы зигзагообразны – они зависели от состояния его здоровья. В августе 1817г. поступил из 2-го Кадетского Корпуса в 9-ю артиллерийскую Бригаду прапорщиком (еще один военный!). Однако прослужил только три года. Заболел. Уволен с чином подпоручика в феврале 1820г. Недуг, очевидно, продолжался около двух лет. Потому что только в апреле 1822г. он смог определиться на службу в провиантский департамент. Но и тут послужил только полгода и уволился с чином подпоручика. Очевидно, - опять обострение болезни, которое на этот раз длится пять лет. И только в марте 1827г. по выборам Благородного Дворянства был определен он в Вышневолоцкий Земский Суд Дворянским Заседателем. В 1829г. – уволился. Через два года – снова служит Дворянским заседателем, там же, до 1833г. Потом шесть лет нигде не служит. В 1839г., однако, определяется помощником Пристава Черногрязского Заставного Дома Шоссейного Сбора. Да вот беда: в 1842 году вновь заболел “и никаких обязанностей по службе не исполнял”, хотя до сего момента “аттестовался способным и достойным”, и было лишь одно облачко в его плавном и спокойном карьеротечении: как-то на десять дней припозднился он вернуться из отпуска, ссылаясь на недуги, но болезнь сия “не была доказана законными документами”. Однако, видно, была она серьезна, коли несколько месяцев спустя последовала отставка, причем по тем же мотивам, а жениться он так и не смог – в чем при желании можно тоже узреть последствия опасного нездоровья.

Филисовы

Дмитрий Подушков, наш Удомельский новый знакомый, касательно перспектив дальнейшего исследовательского поиска, считает необходимым обратиться в военно-исторический архив: “Думаю, что запрос в РГВИА (Москва) – очень перспективно. Полковник, награды… Я тоже там запрашивал сведения, но не по Юреневу. Если у Вас не получится – я могу подключиться”.

Военно-исторический архив? А почему бы и нет? В.В.Клейст как раз собирается в Москву, и любезно соглашается помочь нам. Однако поиск неуспешен: указатели фамилий военных по интересующему нас периоду первой половины 19 века в РГВИА практически нет, то же самое относится к событиям польской войны 1831г. Некоторые фонды находятся в состоянии реорганизации, - работать практически невозможно, документы с поверхности архивного поиска извлечь не так-то просто. Потребуются дополнительные запросы в РГВИА, которые неизвестно еще, какой результат принесут.

А жаль. Мы, честно говоря, питали надежды, что найдем в РГВИА данные не только на Юренева, но и на его ближайшее окружение, которое тоже ведь с военной историей связано. Как, например, не обратить внимание на то, что отец жены Юренева, Александр Петрович Филисов, - в чине майора, и, стало быть, налицо некий родственный союз служивых.

Контакты с Филисовым поддерживаются тесные. Настолько, что он присутствует на крещении детей Юренева. На то есть документы – метрические свидетельства. В 1845-м году Филисов с дочерью, Марией, присутствовал на крещении сына Юренева Александра. И не просто присутствовали Филисовы – а были восприемниками. Сегодня мало кто знает, кто такие восприемники. Согласно Брокгаузу, это лица, которые ручаются перед Православной церковью “за веру крещаемого”, и в случае чего обязуются “принять крестника под свое попечение и должны его наставлять в вере и благочестии”.

На следующий год (1846) при рождении у Юренева дочери Анны восприемником опять был майор Александр Петрович Филисов с родственницей – Верой, дочерью помещика Петра Федоровича Филисова. В 1849 году при рождении у Юренева сына Дмитрия Филисов посещает Черные Ручьи с третьей своей дочерью – Надеждой, а за год до этого, в 1848-м, при рождении у Юренева дочери Марии присутствует помещица Прасковья Петровна Филисова.

И, наконец, в 1853 году, при крещении Федора Юренева – Александр Петрович Филисов находится в Черных Ручьях с дочерью Анною, а в 1851г., при крещении Николая – он же, с дочерью Надеждою.

Переплетенные корни

Филисовы, конечно, присутствуют при крещении детей Юренева не только по родственному зову. Ведь, как уже сказано, в Черных Ручьях, в церквушке которых проходит церемониал крещения, похоронены также предки Филисовых. Конечно, во время побывок в Черных Ручьях Филисовы посещают погост, и отдают дань памяти и благодарности предкам своим.

Юреневых сближает с Филисовыми никак не менее чем вековая связь: вспомним, надгробия Филисовых в Черных Ручьях относятся ко второй половине 18 века, а в 1729 году Иван Тимофеевич Юренев продает часть своих земель помещику Федоту Стахевичу Филисову. В 1796 году Богдан Федорович Филисов – свидетельствует в числе прочих купчие акты, касающиеся опять-таки земель Юреневых. Как и следовало ожидать, Богдан имеет воинский чин: Филисовы и Юреневы – одна косточка. В документе написано, что Богдан был констапелем (первый офицерский чин в морской артиллерии).

В словаре Брокгауза статьи о роде Филисовых нет. Но должны же быть о них какие-нибудь сведения помимо почерпнутых из дела Юреневых! Срочно обратились к В. В. Клейсту: нет ли в РГИА в фонде Департамента Герольдии дела Филисовых Тверской губернии?

И такое дело сыскалось. Оно небольшое, всего 33 страницы. Из него мы узнаем, что, также как и его зять (Семен Павлович Юренев), Александр Петрович Филисов был вышневолоцким помещиком, жительствовал в сельце Васькове, в отцовском имении (отцу, прапорщику Петру Федоровичу, принадлежали также селищи Крапивино и Шатеево).

У А. П. Филисова было 7 детей, в деле находим соответствующую табличку, в которой упоминаются имена и даты рождения: Надежда (1822), Варвара (1824), Николай (1826), Анна (1828), Марья (1829), Аркадий (1831) и Александр (1837). Семья такая же большая, как у С. П. Юренева. Очевидно, в провинции иметь большие семьи – в порядке вещей, того требовал патриархальный семейный быт.

В деле наличествует также родословная А. П. Филисова, составленная им лично. Для наглядности она приведена Филисовым в виде схемы.

Итак, мелкопоместный род потомственных военных не очень большой руки – точно также, как и в случае с С. П. Юреневым. Отцу Филисова в 1821 году принадлежало всего 14 душ крепостных.

Послужной список

Юренев отличился на русско-польской войне, Филисов – в Отечественной войне 1812 года. Выясняется, что в июне 1821 года ему было 35 лет и, стало быть, родился он приблизительно в 1786-м. Ордена и медали заслужил в боях, тому доказательство – реалии послужного списка, зафиксировавшие малейшие вехи карьеротечения: выпускник 2-го Кадетского Корпуса Александр Филисов получил чин прапорщика и назначен в 6-й Егерский полк 23 апреля 1806г.; с 11 февраля 1808г. он уже – подпоручик, с 14 апреля 1810 – капитан, с 5 июля 1812 – штабс-капитан, с 7 мая 1819 – майор (звание сие получил за отличие в сражении). До войны 1812г. был в походах против турок, сражался в Молдавии, под Бухарестом, форсировал Дунай, побывал в Силистрии, Сербии и Болгарии.

За военную компанию против турок никаких наград Филисов не имел. Таковые получил только в сражениях против французов. Дважды был ранен пулями: в левое плечо и в левую ногу. Маршрут боевой славы Филисова впечатляет: Силезия, Саксония, Дрезден, Лейпциг, Вестфалия, Ганноверская Провинция, Гамбург, река Рейн, Франция, Польша.

Нашлись и сведения о наградах: Филисов был пожалован орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом, дважды – золотой шпагой с надписью “За храбрость”, орденом Св. Анны 2-й степени, серебряной медалью в память войны 1812 года.

Неожиданные повороты судьбы

Послужной список Филисова подписал очень известный человек – генерал-адъютант граф Евграф Федотович Комаровский (1769-1843). В Брокгаузе находим короткую на него справку: “Сын чиновника дворцовой канцелярии. Комаровский учился в известном Санкт-Петербургском пансионе Масона. В 1787г. Комаровский назначен к графу Безбородко для заграничных поручений; участвовал в Таврическом путешествии Екатерины II. Привезя из-за границы портрет императрицы Елизаветы Алексеевны, Комаровский сделался лично известен императору Александру I, милостями которого потом неизменно пользовался. С 1794г. началась деятельная служба Комаровского в измайловском полку. В 1812г. ему поручено снабдить армию лошадьми из Юго-Западного края. 14 декабря 1825г. он участвовал в подавлении возмущения. Комаровский оставил интересные записки, напечатанные в сборнике “Осьмнадцатый Век” и “русском Архиве” 1867г. В “Военном Журнале” 1810г. им помещен “Журнал военных действий российско-австрийских войск в Италии” (книги II-VII)”.

Конечно, Филисов своего прославленного начальника, Командира Отдельного Корпуса Комаровского, знал, даром, что “российской грамоте, читать, писать умеет”, так что о некоторых названных выше публикациях, возможно, был наслышан. Имя Филисова, в свою очередь, должно было запечатлеться и в памяти Комаровского. И не только потому, что Филисов – в чине майора, в орденах и ранен. Дело в ином: в скандале, который, скорее всего, и был причиной отставки Филисова в 1821г. Комаровский удостоверяет, что Филисов, несмотря на то, что “к повышению чина аттестовался достойным”, все-таки подвергался наказанию “за участие его в делании грубостей и угроз своему Баталионному Командиру Майору Закревскому”, за что был “без Суда арестован на две недели”!

Дело чести?

Возможно – дело чести. Потому что, наказав Филисова и отправив его в отставку, ему-таки назначили пенсион и даровали право носить мундир. О чем также читаем в документе, подписанном Комаровским: “А сего 1821 года Мая в 13 день по Высочайшему Его Императорского Величества Приказу за ранами уволен от службы без всякого награждения, но по объявлении мне Дежурным Генералом Главного Штаба Его Императорского Величества Господином Генерал-Адъютантом Закревским в 1 день Июня сего ж 1821 года Высочайшего соизволения во уважение полученных им, Майором Филисовым двух в сражениях ран, повелено считать его уволенным от службы помянутым Высочайшим приказом с Мундиром и пенсионом нашего жалованья…”.

Итак, в скандале о “делании грубостей и угроз” разобрались. Филисов получил отставку, но удалился на заслуженный отдых с почетом, “за ранами”. Хотя – совсем не так, как Юренев: тот, как мы помним, напоследок был за выслугу лет произведен в подполковники с награждением орденом Святого Георгия. Уход же Филисова оказался омраченным тенью загадочных разборок “меж своими”…

Гражданская служба

Но вот Филисов вышел в отставку, и вернулся в отцовское имение. В 1822 году за отцом числится уже не 14, а 16 душ крепостных мужского пола. Наверное, привыкать к Вышневолоцкой глуши Филисову, после его многолетних походов “по Европам”, было нелегко. Сельцо Васьково его явно не прельщает, его тянет в город, в отличие, скажем, от С. П. Юренева, который закончил дни свои в богом забытых Черных Ручьях.

Филисов же, кажется, очень склонен к перемене мест. Потому что по документам, датированным июнем 1831 года, он уже проживает отнюдь не в сельце Васькове Тверской губернии. Он – Городничий города Демянска Новгородской губернии! Городишко – небольшой, в конце 19 века в нем проживало всего чуть более 1200 жителей. Зато – древний, первое сохранившееся упоминание в летописях относится к 1441 году!

Должность Городничего появилась в Демянске, очевидно, в 1824 году, спустя три года после отставки Филисова. Именно тогда Демянск получил статус города. Конечно, Филисов считался человеком не последним: при чине и орденах, при должности. Похоже, он, после многих лет скитаний по казармам, обрел наконец-то желанный покой. Место и впрямь было тихим. По данным Брокгауза, зафиксированным полвека спустя, в городе было 3 каменных церкви, 348 домов (из них каменных только 13), городское приходское училище, земская больница на 20 кроватей. Не город – а большая деревня.

Однако несмотря на то, что Филисов служит в Данянске, дочь Надежда рождается в Тверской Губернии, в Вышневолоцком уезде, и крещена в церкви в Черных Ручьях. То есть в имении будущего зятя, Семена Павловича Юренева, что зафиксировано документом из Тверской Духовной Консистории. То же самое касается и дочери Филисова Марьи, родившейся в 1829 году, она крещена именно в Черных Ручьях! Очевидно, Черные Ручьи были для Филисова местом знаковым: не случайно же на погосте в Черных Ручьях были похоронены еще в 18 веке представители рода Филисовых (а чем читаем в одной из статей Удомельского литератора Д. Л. Подушкова), а сам А. П. Филисов присутствовал на крещении детей Юренева!

Великая княгиня Елена Павловна

В документах, датированных двумя годами позднее, Филисов уже проходит как Городничий в Вышнем Волочке! И, стало быть, не забыты родные пенаты, и Филисова назначают на службу поближе к родительскому дому. В Вышнем Волочке Филисов служит довольно продолжительное время. Ибо назван городничим и в документах за 1836, 1837 и1840 годы.

В бытность Филисова вышневолоцким городничим произошло весьма памятное для него событие: на крещении сына Аркадия в августе 1837 года восприемницею была сама Великая Княгиня Елена Павловна! Крещение происходило в Вышневолоцком Казанском соборе. Очевидно, Филисов уже по должности городничего был обязан встречать Великую Княгиню во время ее приезда в Вышний Волочек. Узнав, что у Филисова родился сын, она не просто согласилась присутствовать при крещении, но и быть духовной матерью, восприемницею, которая по законам тех лет должна была нести ответственность за воспитание сына Филисова в “правильном”, православном, духе в случае, если ребенок по каким-то причинам потеряет родителей.

Эпизод крайне занятный. Впрочем, известно было, что дочь вюртембергского принца Великая Княгиня Елена Павловна (1806-1873) не чуралась общения с людьми даже не очень известными. В Брокгаузе, например, сказано, что “вечера и обеды она давала не часто, но они были блестящи; приглашенные не всегда принадлежали к высшим слоям общества”, княгиня занималась благотворительностью, она любила оказывать людям покровительство, так что в пассаже с крещением сына Филисова не было ничего удивительного.

“Как в старое помещичье время…”

Сегодня об имении Черный Ручей известно немного. Равно и о селении Васькове, принадлежащих Филисовым.

Любопытный материал прислал Д.Л.Подушков. Возможно, Черные Ручьи перестали существовать как поместье еще до “переворота” 1917 года! Он пишет, что среди его знакомых есть Юреневы – очевидно, потомки Семена Павловича. Подушков обнаружил также небольшую заметку из газеты “Наш край” за 13 июня 1923г. Она тоже – о потомках Юренева, что можно узреть уже из ее названия: “Гражданин Юренев забывается”. Некий злословный аноним сообщает: “В Кузьминской волости, в совхозе Котлован-Воздвиженское, заведующим которого состоит бывший помещик Юренев, практикуются такие вещи. Крестьянские лошади, попавшие случайно на совхозную землю, загоняются в совхоз, где на них и работают целыми ночами, а часто даже гоняют в Удомлю. В то же время, крестьяне, не зная, где их лошади, рыщут в розыске их по всем окрестностям, иногда по несколько дней подряд. Наконец же владелец лошади случайно узнает, где его лошадь и приходит за таковой, там же его встречают, как в старое помещичье время, с руганью и требованием уплатить штраф за потраву. Вообще отношение гражданина Юренева к рабочим совхоза и местным крестьянам очень напоминает времена помещиков. Надо Юренева одернуть”.

Куда как ясно: времена Юреневых безвозвратно минули…

Поместья сгинули в шквале времен, надгробия разрушены…

Ольга Юренева

О потомках С.П. Юренева разузнать удалось мало. В Тверском архиве обнаружили лишь сведения о дочери Семена Павловича, Ольге Семеновне Юреневой, владелице имения Павлово Кузьминской волости Вышневолоцкого уезда. Во время реквизиций, в 1920-е годы, ей уже за 70. Какая нужда заставила власти отобрать у немощной больной старушки дом, в котором и поживиться-то нечем? Имела она всего две десятины, то есть земельный участок размером приблизительно 200 метров на 100. Больше половины земли неудобно и покрыто зарослью. Остальная земля размером около 75 х 100 метров на треть была занята огородом и на две трети – под покосом. В услужении у “помещицы” никого не было. Стало быть, отобрали у нее имущество не потому, что его много, а потому – что дворянка.

Но, может, она была капиталистка какая-нибудь, владелица фабрик и заводов?

Оказывается – нет. До переворота жила на пенсию, получаемую “из дворянских сумм”. Имела “пенсионерка” дом, сарай, птичник и погреб. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, сдавала покос до революции в аренду, но не за деньги, а за продукты.

Родственники у Юреневой – не самого близкого колена, так что, можно сказать, совсем старушка одинокая. Из родственников в живых в 1920-е годы был племянник Михаил Николаевич Юренев (работал заведующим совхоза Понофидино Тверской губернии), да двоюродная сестра Мария Станиславовна Туровская, проживавшая в Вышнем Волочке на Валдайской улице в доме Панова, - о ней известно, что “играет на рояле в Кинематографе”.

Живет Ольга Семеновна, тем не менее, не совсем одна - предоставляет кров еще трем женщинам – Вере Ивановне Коркачевой, Софье Владимировне Ушаковой и Анне Алексеевой.

Дмитрий Леонидович Подушков делает существенное добавление: упомянутая Софья Владимировна Ушакова известна тем, что в ее доме гостил в свое время известнейший художник Левитан (см. №4 “Удомельской Старины”!).

Каким же образом Софья Владимировна Ушакова, лично знавшая Левитана, могла оказаться на жительстве у Ольги Семеновны Юреневой? Не потому ли, что роскошный особняк Ушаковых уже реквизирован, а у Юреневой дом не богатый, так что его оставили пока хозяйке до поры до времени, и вот Юренева дает кров Ушаковой, поскольку той – жить негде, как, впрочем, и самой Юреневой – спустя всего несколько месяцев после составления описи имущества.

Поражает судьба этих старых женщин, представительниц древних дворянских родов (шестая книга!), не только своей трагичностью, но и типичностью своей. Никого не впечатлила тесная связь Ушаковой с Левитаном, который почему-то же именно у нее снимал квартиру. Творческому человеку для работы нужны не просто стол и постель, а художнику – “вид с террасы”. Ему нужен созвучный и комфортный домашний климат и уклад жизни. На дворе – последние отблески “серебряного века”, осколками которого и были разоренные усадьбы и искореженные судьбы их владельцев. Ностальгическая тихая печаль, овевающая картину Левитана “Над вечным покоем” не была ли навеяна предчувствием близящегося распада былой блистательной русской культуры и гибели ее представителей!

“Буржуйское” добро

Дом у Юреневой, где проживала также, как уже было сказано, Софья Владимировна Ушакова, не очень большой, но все же – господский, одной в нем жить страшно. Построен в 1902-1903гг. из двух крестьянских изб. В 1912 г. Юренева купила имение Павлово и перенесла в него построенный где-то в другом месте названный дом.

Имение было куплено Юреневой у потомственного дворянина Николая Ивановича Харламова всего за 20 рублей, нотариальные же и прочие чиновные издержки по покупке составили 7 рублей 60 копеек, в доказательство чему – выпись из крепостной книги по Вышневолоцкому уезду. Акт купли засвидетельствован Вышневолоцким нотариусом Илларионом Филимоновичем Михалевичем “в конторе его по Казанской улице в доме Монастыря под номером 85-м”.

Итак, вся стоимость имения – 20 рублей! Правда, те 20 рублей никак не чета нынешним…

Немного же оказалось “буржуйского” добра. Но, может, личных вещей у Юреневой предостаточно, и купается она в роскоши?

Ответить на этот вопрос несложно. Есть описи имущества О.С.Юреневой. В 1925 году ей принадлежало аж 28 наименований предметов, причем в описи специально оговорено, что некоторые предметы весьма незатейливы, то есть “простые”.

Итак, чем же владела Вышневолоцкая помещица Ольга Семеновна Юренева?

Читаем опись: 1 самовар на четверть ведра, 1 “кровать деревянная простая”, 2 маленьких столика “черной краски”, 1 шкаф с тремя полками и дверкой, 2 “гардероба простых”, 1 комод “желтой краски”, 1 умывальник “желтой меди с прибором”, 1 письменный стол, 1 диван “мягкий пружинный”, 1 стол “на одной ножке простой”, 2 настольные лампы, 1 зеркало стенное, 1 качалка “венская неисправная”, 1 стол “большой простой”, 1 этажерка, 2 подзеркальных столика, 10 “багетных рамок и картин” (очевидно, правильно так: “10 картин в багетных рамках”), 1 “рояль неисправный”, 1 стол ломберный, 1 стол “деревянный простой”, 1 стол “для самовара с медным тазом”, диван большой и диван маленький, 2 шкафа “ясеневых с фанерой”, 2 шкафа “обыкновенных простых”, 1 ширма, часы “стенные с боем и кукушкой”, 7 “кресел обыкновенных”, 11 венских стульев.

Как видим, все “простое” да “обыкновенное”.

Есть еще опись, датированная 1922 годом. Но там – все те же предметы, против некоторых стоит отметка о плохом или неисправном состоянии.

Занятный акцент в биографию Юреневой привносит еще один документ – выписка из протокола пленарного заседания Кузьминского волисполкома от 9 июля 1925г. Из протокола следует, что Юренева еще в 1923г. единый сельхозналог выплачивала своевременно, и ее хозяйство постановлением Уземсовещания “признано трудовым”.

Значит, жила Юренева трудами праведными, это подтверждала даже советская власть. Однако весною 1925г. происходит очередной вираж в судьбах бывших владельцев имений. Было обнародовано Постановление ВЦИК и СНК от 20 марта: те дворяне, которых не успели расстрелять, посадить или выселить, подлежали выдворению из имений. Даже такие, как Юренева.

8 июля 1925г. губернский прокурор по Вышневолоцкому уезду Королев, заведующий Вышневолоцким уездным земельным управлением Виноградов и заведующий ГЗИ постановили: Юреневу выселить. Кузьминский волисполком, однако, на следующий день, 9 июля, рассмотрев анкету Юреневой, предложил оставить бывшую дворянку в пределах своего имения. 12 августа, тем не менее, последовало постановление противоположной тональности за подписью членов особой губернской комиссии (председатель Козьмин, от ГПУ Хандриков, от прокуратуры Церпицкий). Констатировали, что Юренева “хозяйства никакого не ведет (ссылка на престарелые лета, очевидно, не в счет! – В.Т.), землю сдавала в аренду за продукты, до революции получала пенсию из дворянских сумм”. А посему, коли Юренева не имела “никаких заслуг пред Революцией”, постановили ее, больную и немощную, “выселить со всеми зависящими от нее лицами”.

Как реагировала Юренева на выселение? Когда пришли к ней “производить обследование, учет и оформление с разграничением имущества”, как сказано в акте от 5 декабря 1925г., “со стороны упомянутой владелицы никаких протестов и претензий предъявлено не было, что собственноручно подтверждено особой надписью на приложенных при сем описях”.

В результате у Юреневой отобрали: дом, конюшню, курятник и погреб. Все остальное милостиво разрешили “считать собственностью владелицы”, причем в документе особо подчеркнуто, что “изъятое…имущество (надлежит) передать в круг волостного хозяйства для эксплуатации и использования такового волисполкомом в общеустановленном порядке”.

Остается только дивиться: как собирались использовать власти, скажем, отобранный у Юреневой курятник? А что собирались сделать с погребом?

Все более убеждаемся: дело не в курятниках, и не в имуществе помещицком, а в желании унизить естество человеческое, в глумлении над достоинством людей, которые отныне становятся равными в своем бесправии.

Итак, власть расправилась с немощной старушкой. Сыграл, как видим аргумент, что была она дворянкой и получала при царе пенсию.

Выяснилось, однако, что из государственного казначейства до революции Юренева получала пособие как сирота. Ныне стало известно также, что выселение Юреневой из собственного дома было произведено в зимнее время. Вот что пишет сама Ольга Семеновна в заявлении, направленном в Тверской губисполком: “От роду я имею 72 года. Вот уже 9 лет страдаю “эмфиземой” легких и решительно не имею куда бы выехать, да и выходить на холод при такой болезни не могу… Постройки мои слишком ветхи и никакой серьезной ценности не представляют. На основании вышеизложенного ходатайствую пред Тверским ГИКом (губернским исполнительным комитетом, - авт.) о пересмотрении вопроса о моем выселении, так как признать меня помещицей решительно невозможно и ходатайствую оставить за мной мои постройки, в которых я могла бы дожить свой век. Отнюдь не желая оказать какое-либо противонарушение распоряжениям о власти по данному вопросу, я прошу лишь о всестороннем рассмотрении моего дела и в крайнем случае, если не представится возможным удовлетворить настоящего моего ходатайства, прошу разрешить мне прожить здесь до теплых летних дней, т.к. абсолютно не имею теплого платья, не могу переехать даже и тогда, если бы удалось найти себе где-либо приют…”.

72-летний человек просит хотя бы повременить с выселением до теплых дней. Остается удивляться, что постановление о выселении, принятое в декабре 1925г., совершенно не учитывало того, что сегодня принято называть “человеческим фактором” или просто человечностью. Нужды пресловутой “диктатуры пролетариата” требовали разделаться с престарелой Вышневолоцкой дворянкой, и можно ли сомневаться, что она-таки оказалась на улице со всем своим скарбом.

Со смертью Ольги Семеновны прекратился род Юреневых в той ее ветви, которая идет от Семена Павловича. Тем не менее, “посмертная” биография рода на этом не прекратилась. Имения пустели, материальная и вещественная аура некогда отнюдь не процветавшего, однако крепкого рода разрушалась, деяния предков стирались в памяти потомков. Были еще расправы с погостами и разрушение кладбища, на котором схоронен Семен Павлович Юренев, были реквизиции картин и портретов из усадеб, иные из них просто растаскивались. И среди них – портрет Юренева. Чудом сохранившийся, как уже было сказано…

1920-е годы… Сколько людей погибло, сколько портретов изничтожено! Потускнели, осыпались тщательно выписанные ордена, добытые геройством, плесень и грибок “съели” молодцеватые лица…

Ордена… На груди у нашего Юренева Георгий, Анна, Владимир. Не каждому давали. Где они? Может, хранились у Ольги Семеновны в какой-нибудь заветной шкатулочке и сгинули вместе с ней. Можно представить, как прятала она ордена. Зная немало семей, где “царского” Георгия деда или прадеда утаивали, как кощунственную улику…

Погибают люди – вещи остаются. И всплывают то тут, то там в антикварных лавках Москвы завидные предметы наживы, на части коих – кровь наших предков. И мало кто помнит, что о памяти и славе русского оружия в первые постпереворотные годы и знать никто не хотел. В царских же войнах добыты ордена! А потому – на поругание, на поругание обречены портреты, как и все помещичье.

В перечне описанного добра Ольги Юреневой портрета отца не значилось. Но, может, оно и к лучшему. Вряд ли смогла бы Ольга Семеновна уберечь в перипетиях последних лет НЭПа отцовский портрет. И, значит, - худа без добра не бывает…

Сентябрь 2003г.