|
Д. Подушков "ПОМОЛИСЬ ОБО МНЕ"
Михаил Александрович Новоселов родился в 1864 году в селе Бабье на реке Тверце Вышневолоцкого уезда Тверской губернии (сегодня Спировский район Тверской области). Дед, Григорий Алексеевич Новоселов, был священником в церкви Петра и Павла села Заборовье Вышневолоцкого уезда. Отец - Александр Григорьевич окончил Санкт-Петербургский университет и стал педагогом. Дед со стороны матери Капитолины Михайловны - Михаил Васильевич Зашигранский также был священником в Вышневолоцком уезде. (Вышневолоцкий краевед В.И.Никитин считает, что фамилия “Зашигранский” произошла от названия речки Шегра, которая впадает в Тверцу ниже с.Выдропужска). Будучи директором тульской гимназии, Александр Григорьевич Новоселов тесно общался с писателем Львом Николаевичем Толстым, который высоко ценил педагогический талант Новоселова. В гимназии учились сыновья писателя Илья и Лев, а Сергей сдавал экзамены экстерном. Возможно, что и Михаил был знаком с писателем с детства. Под руководством отца Михаил получил прекрасное образование. Он окончил с золотой медалью 4-ую московскую гимназию, где директором был его отец, и историко-филологический факультет Московского университета в1886 году. Являясь выходцем из семей провинциальных священнослужителей, Новоселов с детства усвоил всю систему православного мировоззрения и, как следует из всей его последующей жизни, вопрос религиозный, то есть отношения человека и Бога, был для него в жизни главным. Чтобы понять, почему идеи Толстого приобрели столь широкое распространение среди молодежи и интеллигенции, почему ими увлекся и Новоселов, необходимо иметь хотя бы общее представление о духовном состоянии русского общества и Русской Православной Церкви во второй половине 19-го века. А состояние это вызывало просто апокалиптические предчувствия виднейших деятелей Православной Церкви своего времени. Зажатая тисками мирской власти, низведенная до уровня министерства, Церковь переставала нести народу живое христианское слово и удовлетворять духовные запросы. Епископ Ставропольский Игнатий Брянчанинов (1807-1867), характеризовал это состояние так: “Оскудело истинное духовное знание, очевидно, что отступление от веры православной всеобщее в народе. Этой язве нет ни врачевания, ни исцеления. Дело православной веры можно признавать приближающимся к решительной развязке. Судя по духу времени и по брожению умов, должно полагать, что здание Церкви, которое колеблется уже давно, поколеблется страшно и быстро. Не от кого ожидать восстановления христианству! Время страшное! Монастыри внутри выпрели и уничтожились, и внутри себя истлели” (Новоселов, 1994, с. 92-96) и т.д.Ему вторил известный всей России о.Иоанн Кронштадтский (1829-1908), с которым Михаил Новселов сойдется близко после возвращение в Православие: “Господи, спаси народ русский, Церковь Православную в России, - погибают: всюду разврат, всюду неверие, богохульство, безначалие!” В это сложной духовной атмосфере после пережитого личного духовного кризиса в конце 1870-х годов Толстой выступил с религиозно-этическим учением, которое было изложено в многочисленных философско-публицистических произведениях. “В своем учении Толстой подверг критике догматическое богословие, сделал свой сводный перевод четырех Евангелий и развил собственное понимание христианства, согласно которому евангельское учение является наиболее полным выражением простых нравственных истин, составляющих ядро, всех мировых религий”. На взгляды Толстого сильное влияние оказал буддизм. “В первый период своей проповеднической деятельности (до 1890-х годов) Толстой видел путь к Спасению в опрощении, сближении с природой, в физическом труде. Такой жизнью живут русские крестьяне”. (Русская философия. 1995, с. 508-510). Как оправдание своей антицерковной позиции, в своей работе “Так что же нам делать” Толстой приводит старообрядческую пословицу: “Были попы золотые и чаши деревянные; стали чаши золотые – попы деревянные”. Новоселов видел в Толстом, и это важно отметить, чтобы понять эволюцию его взглядов, нового апостола именно христианского учения. За недостаточную последовательность на пути утверждения христианских истин Новоселов не раз обличал Толстого в своих письмах. И, уже после того как их пути разошлись, Новоселов признавал большую заслугу Толстого в том, что он “…всколыхнул стоячую воду нашей богословской мысли… Он явился могучим протестом… против мертвенности ученого догматизма и безжизненности церковного формализма… Мы – православные – забыли эту, подчеркнутую им, сторону Христова призыва… Призыв Толстого к целомудрию, воздержанию, простоте жизни, служению простому народу и к “жизни по вере” вообще был весьма своевременным и действительным” (Новоселов, 1994, с. ХI).В течение пятнадцати лет между Толстым и Новоселовым шла регулярная переписка, фамилия последнего часто встречается в дневниках писателя. В полное собрание сочинений Л.Н.Толстого вошло семь писем Новоселову. Семнадцать писем Новоселова Толстому с 1886 по 1901 год опубликованы в историческом альманахе “Минувшее” в 1994 году. Первое из известных писем Новоселова с удомельской земли от 20-го сентября 1886 года адресовано И.Б.Фаерману, ученику и последователю Толстого, в Ясную Поляну. В нем Новоселов справляется о здоровье Толстого и спрашивает о своем письме к нему, которое не сохранилось и на которое Толстой, что видно из текста письма, не ответил. Указан обратный адрес: “По Рыбинско-Бологовской ж.д., на станцию Еваново Мих. Ал. Новоселову” (Письма, 1994, с. 387). В первом письме от 9 октября 1886 года Новоселов сообщает Толстому о подробностях жизни на удомельской земле.Железнодорожная станция Еваново находилась в 15 км на восток от станции Троица, в 75 км от станции Бологое. В 1870-х годах Еваново была отнесена к Поддубской волости Вышневолоцкого уезда. В 1904 году станция Троица была переименована в Удомлю, а Еваново - в Еремково по названию сельца Еремково, которое находилось на озере Прудно. Михаил Новоселов вместе с матерью жил в 1886 году в имении своего деда Михаила Васильевича Зашигранского в селе Поддубье, в семи километрах на юг от Еваново. Дед был “священником на покое”. Село находилось на северном конце озера Молдино, в нем стоял каменный храм Покрова Пресвятой Богородицы постройки 1791 года. У Поддубья дорога, свернувшая с Бежецкого тракта в Лугинино, разделялась на Котлованский и Весьегонские тракты. В этот период в жизни Новоселов хочет получить профессию врача и иметь возможность оказывать людям практическую пользу, но против этого возражает отец. Тогда он решает поступить преподавателем в учительскую семинарию в Торжке и, ожидая в ней место, проводит время в деревне. Из письма Толстому от 9 октября 1886 года мы узнаем о подробностях быта Новоселова в Поддубье: “В деревне я занимаюсь так. Готовлюсь к своей будущей педагогической деятельности, прочитывая и обдумывая то, что придется внедрять в молодые умы мне, как учителю русского языка и истории. Особенно много вопросов ставит преподавание истории. Как сделать преподавание этого предмета целесообразным? Больше всего, конечно, хотелось бы внести в преподавание истории моральную точку зрения… Пока мне представляется дело так: выдвигать вперед лица с той стороны, которую обычно игнорируют “ученые” историки, увлекаясь своими построениями. Мне хотелось бы, чтобы прошлая жизнь человечества дала юношам понятие о людях и их поступках со стороны их приближения или удаления от учения Христова… Окончив некоторые работы и подав кандидатское сочинение, где между прочим стал заниматься в школе, помогая своей троюродной сестре – учительнице. В это же время мне попалась в руки брошюра Рачинского о народных школах. Я с удовольствием прочитал брошюру и задумался над ней. Результатом было почти полное согласие с Вами. Но еще больше подтвердили справедливость Вашей мысли мои подготовительные занятия (по своей специальности), когда я задал себе вопрос, что и как я буду делать в учительской семинарии.К занятиям в школе и дома присоединяются работы в поле и в огороде. В деревне я с 5-го Сентября. В это время я пахал, копал картофель, рубил капусту, ворошил масло, возил дрова, - все это, конечно, не в таких размерах, какие желательны. Но... надеюсь, в этом году усвою в деревне все, что необходимо. Не буду говорить, как невыразимо приятно то более тесное общение с народом, в которое становишься благодаря общей работе; не буду говорить об этом, потому что иначе не кончил бы беседы с Вами, которая и без того затянулась. Простите мою докучливость! Пока прощайте, мой дорогой Лев Николаевич! Поправляйтесь скорее и помогайте нам выбраться из мрака. Позвольте поцеловать Вас, мой родной, и обнять крепко-крепко. Любящий Вас и вечно Вам благодарный М.Новоселов” (Письма, 1994, с. 382-386). На это письмо есть ответ Толстого: “1886г. Октября 12 –13 (?) Я.П. Мнение ваше о том, что добро в народе независимо от наград и наказаний, не только справедливо, но удивительно, как могут люди не видеть того, что понятие о наградах и наказаниях есть не что иное, как образная форма выражения того, что добро не может иметь реальной действительной награды. Правда, что дети и грубые сердечно люди понимают это прямо, и тогда невероятно, но как только человек познал добро, он делает его для добра и не имея никакого разсудочнаго объяснения для чего он делает… Деятельность, избранная вами и та, которая должна выйти из быта вашей веры и других сил, действующих на нее, деятельность хорошая, т. е. такая, как и всякая не прямо злая, в которой можно служить Богу, т. е. истине. Любящий вас Л.Т.” (Толстой, 1958, т.63, с. 390)В начале 1887 года умирает отец. В этом же году Новоселов издает гектографическим способом рукописную брошюру Толстого “Николай Палкин” о царствовании Николая I. Его арестовывают. В подготовке ареста участвует ровесник Новоселова С.Е. Зубатов, в последующем известный на всю Россию начальник Московского охранного отделения. Только личное заступничество писателя спасло Новоселова от высылки в Сибирь. Явившись к начальнику Московского жандармского управления Слезкину, Толстой, предложил арестовать его, вместо Новоселова, но получил известный ответ: “Граф! Слава ваша слишком велика, чтобы наши тюрьмы могли ее вместить”.В письме из Москвы от 1 марта 1887 года в обращении к графу Новоселов пишет: “Но я не могу молчать, не хочу молчать и не должен молчать, потому что бесконечно люблю Вас…” (Письма, 1994, с. 391). Писатель запомнил хлесткую новоселовскую фразу и в последствии использовал ее для оглавления своей известной публицистической работы “Не могу молчать!” (1908). В этом письме Новоселов как раз и подчеркивает, что видит в Толстом прежде всего “человека-христианина”: “Дорогой наш! Сделайте еще усилие и станьте одним из тех учеников Христа, которые первые разнесли по миру Христово учение!.. Зачем пользуетесь… деньгами… Зачем блеск и роскошь обстановки…” (Письма, 1994, с. 391-393). На это и подобные письма Толстой отвечает с признанием правоты ученика в мартовском письме 1887 года: “Благодарю вас за письмо; оно заставило еще думать… и было мне полезно, как всегда правда и искренность. Любящий вас Лев Толстой” (Толстой, 1958, т.64, с. 30). Из письма Толстому от 10-го августа 1887 года мы снова узнаем о пребывании Новоселова в Поддубье: “Дорогой Лев Николаевич! Занимаюсь в свободное время перепиской Евангелия (вариант Толстого: “Соединение и перевод четырех Евангелий” (1880-1881) – Д.П.)… Я то и дело отрываюсь от переписки, бегу к деду и с криком “слушай, слушай” начинаю читать поразившие меня места… Мой адрес до 17-го Августа: по Рыбинско-Бологовской ж.д. на станцию Еваново”. (Письма, 1994, с. 398-400). На это письмо также сохранился ответ Толстого (Толстой, 1958, т.64, с.62). Погруженный в идеи учителя, юноша решает на практике осуществить их – жить на земле трудом своих рук. Осенью 1887 года Новоселов пишет очередное письмо Толстому, в котором посвящает писателя в свои планы по созданию земледельческой общины: “Все лето провел в Тверской губернии, в деревне: пахал, косил, жал, ригу садил, а дома занимался, главным образом, перепиской и проверкой Евангелия, изданием Николая Палкина (статья Толстого – Д.П.). Однако ближе к делу. Теперь я в Москве, и вот мои планы. Я сгруппировал нескольких молодых людей (большею частью из студентов последних курсов: 4-5), с которыми решено отправиться в деревню. У меня есть 8 000 руб. На них я покупаю землю, как для вышеозначенных лиц, так и для тех, кто еще пожелает вступить на одну с нами дорогу (так как задача наша — работать, поставив себя в условия крестьянина средней руки, то земли на эту сумму окажется слишком много для нас одних). Я уже поручил одному землемеру родственнику подыскать подходящую усадьбу, а сам пока пробуду в Москве, чтобы с одной стороны прослушать некоторые курсы по естествознанию, те, которые пригодны в хозяйстве, и те, которые дадут возможность освоиться с элементарными, но необходимыми в деревне медицинскими знаниями. Кроме того начинаю столярничать, и, если успею и сумею устроиться, хотел бы поработать в каком-либо кузнечно-слесарном заведении. Кстати, где и как учились вы сапожному делу и долго ли им занимались под руководством мастера?В деревне, конечно, будем обходиться исключительно своими силами; затрудняет лишь отсутствие женского элемента, который можно, правда, заменить во многих работах самим, но далеко не во всех. Впрочем, авось не пропадем сначала, а там найдем и работниц, может быть, даже и до переселения в деревню в этом году! Дальше (т.е. помимо общего земледельческого труда) картина рисуется такая: школы в обыкновенном смысле открывать не будем, а будем принимать к себе детей или очень бедных родителей, которым не под силу их кормить, или бесприютных и безродных сирот, с тем чтобы они поступали к нам, как бы в семью, и жили общей с нами жизнью. Это сделает нас свободнее и в деле обучения, не говоря об остальных удобствах. Затем о врачебной помощи. Будут, конечно, лишь приходящие больные, хотя, если окажется возможность содержать 2-3 больных, то это не преминем сделать. Но, кроме этого, по зимам, и когда особенно важных работ не будет, и когда часть лиц может с ними управиться, хотелось бы совершать обходы окрестных (верст на 50) селений — медику вместе с другим лицом, могущим помогать в трудных случаях… А пока скажите, что вы думаете о деле, намеченном мною?.. Не забывайте горячо любящего вас М. Новоселов”. (Письма, 1994, с . 401-405).
В 1888 году на небольшое наследство отца Новоселов покупает имение Дугино в Вышневолоцком уезде. Как показывают сегодня местные жители, Дугино находилось на берегу озера Перхово у истока из него реки Волчины (сегодня территория Удомельского района). Между Дугино и Поддубьем - 12 километров лесной дороги. Приобретение имения позволяет Новоселову приступить к практической реализации задуманного. Сохранилась исповедная книга прихода села Перхово Вышневолоцкого уезда Тверской губернии. Первая запись о появлении Новоселова в Дугино относится к 1889 году. Правда, в начале ведомости жителей прихода за 1888 год вшит развернутый конверт с остатками сургучной печати, на котором написано: “Михаилу Александровичу Новоселову. Дугино”. Адреса более подробного не указано, из чего можно предположить, что письмо местное. На обратной стороне в зеркальном отражении видны остатки нечитаемого текста – промокнулось свеженаписанное письмо. Почерк на письме идентичен почерку священника храма Богоявления села Перхово Александра Ивановича Преображенского. Можно предположить, что в этом письме священник устанавливает отношения со вновь прибывшим хозяином имения, и что эти отношения будут носить особый характер.В “Исповедной книге прихода села Перхово Тверской губернии Вышневолоцкого уезда 1880-1890гг.” за 1889 год в разделе “Дворяне” перечислены фамилии шести человек: “Села Перхова Софья Летюхина 45 лет и дочь ея Надежда 15 лет. Обе на исповеди не были. Сельца Нескучного Аркадий Летюхин 45 лет. Сельца Петровского Мария Летюхина 58 лет. Оба на исповеди были. Петр Михайлович Летюхин 33 лет. На исповеди не был. Мызы (хутор – Д.П.) Дугина Михаил Новоселов 25 лет. На исповеди не был”. В 1890 году – тот же состав дворян и то же отношение к исповеди. Напротив фамилии Новоселова пояснительная приписка: “послетдователь Товстова”.
О составе общины Новоселов пишет Толстому в письме от 2 августа 1889 года из Дугино: “Так хотелось бы поговорить с вами теперь о том, что произошло и происходит у нас, но боюсь пропустить случай отправить письмо на станцию. Нас, теперь 5 человек: я, Рахманов, Гастев (семинарист, бросивший твер[скую] семинарию под влиянием ваших соч[инений]), Марья Владимировна Черняева (учительница, которая была у вас с Буткевичем) и ее подруга Варвара Павловна Павлова. Все мы живем дружно, чувствуем себя бодро и радостно, вера растет — чего же больше?Что касается меня лично (хотя едва ли можно говорить так, ибо все мы, по-видимому, становимся “одним”), то государственная машина, в которую я попал с Ник[олаем] Палк[иным], вертится не ослабевая. Начиная урядником, продолжая старшиной и попом, и кончая губернатором — все это атакует меня (след[овательно] и нас). На днях пришла бумага из консистории, предписывающая [местному попу?] вернуть меня в лоно православной церкви. Что будет дальше, не знаем. Ждем и надеемся. Простите, что так намазано: сейчас молотим, и спешу опять на гумно. Все наши шлют вам сердечный привет, а Володя и я целуем вас горячо. Черкните словечко, мой дорогой! Через 2-3 дня кончатся спешные работы и я буду писать вам и больше, и, надеюсь, толковее. Любящий вас М.Новоселов. Мой адрес: Рыбинско-Бологовская ж.д., станция Еваново, Новоселову” (Письма, 1994, с. 406-407). О первом составе общинников известно следующее (…): Рахманов Владимир Васильевич (1865-1918) – студент-медик Московского университета (окончил в 1889), знакомый и последователь Толстого. Гастев Петр Николаевич (1866-?) – впоследствии ушел пешком на Кавказ, где работал в различных земледельческих общинах. Черняева Мария Владимировна (р. 1860-е), окончила высшие женские курсы Герье в Москве; в 1892 году работала с Толстым “на голоде”. Павлова Варвара Павловна (ум. 1902), окончила высшие женские курсы Герье в Москве, работала учительницей. В составе общины периодически происходят изменения. Кто-то, разочаровавшись в идее или устав уезжает, на их место приезжают новые. В начале 1890-х в состав общины будут также входить: Ругин Иван Дмитриевич (1866-?), подпоручик, окончил Морское техническое училище в Кронштадте. Козлов Федор Александрович (1865?-1918) в конце 1880-х оставил университет, в 1892 году работал с Толстым в Рязанской губернии “на голоде”; позднее окончил университет и стал земским врачом, Скороходовы Владимир Иванович (1861-1924) и Ольга Федоровна (1863-?). Толстой отвечает на это письмо в духе своего учения “о непротивлению злу силою”: “1889 г. Август. Я.П. Жалко и жутко за вас, что очень тревожат вас. В этих делах я всегда себе желаю преследования, а за других боюсь. Я думаю, также и вы и все мы. А я писал, что и о вас думаю: главное, постарайтесь не смотреть на всякие преследования и вмешательства в вашу жизнь и нарушения ее течения как на нечто случайное, от которого надо как-нибудь поскорее избавиться, а как на самое важное дело жизни (на отношение к урядн[ику], поп[у], губернатору], на которое надо употребить всё внимание, чтобы поступать с этими людьми по-божьи и по-божьи же с теми учреждениями, которых они служат представителями, т. е., чтобы не нарушить любви, или хоть готовности любви к людям, и не признать того заблуждения, которому, они служат)” (Толстой, 1958, т.64, с. 302).Новоселов быстро отвечает Толстому 10 сентября 1889 [Дугино]: “Письмо ваше получил. Нечего говорить, что оно очень порадовало меня. Что касается вашего совета смотреть на вторжение в нашу жизнь “инородных элементов”, как на самую высшую, трудную и в то же время неизбежную задачу жизни, то я должен сказать вам, что уже несколько месяцев я не только знаю это, но и чувствую, что этого нельзя и недолжно обходить… Теперь я всем существом своим сроднился, с мыслью, что если в нас есть хоть частичка Христа, она должна вызывать нападки мира… И с тех пор, как я почувствовал это, радостно и уверенно стало на душе” (Письма, 1994, с. 408-40 9).
Общину активно посещают последователи учения Толстого и члены других общин. В письме от 21 октября 1889 года Новоселов пишет Толстому о приезде Аркадия Васильевича Алехина (1854-1918) и множества гостей. Алехин - бывший студент Петровской сельхозакадемии. Позднее примыкал к народникам, потом стал последователем Толстого; весной 1888 года со своими братьями основал общину в Смоленской губернии. Затем возвратился в Православие, занимался общественной деятельностью, был городским головой в Курске в 1905-19 14 годах. В конце жизни присоединился к баптистам. Некоторое время в общине жил Василий Алексеевич Маклаков (1869-1957), впоследствии крупный общественный деятель, участник заговора с целью убийства Григория Распутина, член партии кадетов и депутат Государственной Думы. В 1891 году Маклаков познакомился с Толстым и, будучи по образованию юристом, оказывал его последователям правовую помощь.Но постепенно деятельность общины начала затухать. Не удавалось добиться устойчивого экономического положения. Трудовая подготовка общинников, выходцев из интеллигентной среды, была не достаточной. Сказывалось, также, ограничения в личной жизни, отношение местных крестьян, давление власти и общественного мнения, наконец, особое положение Новоселова – хозяина имения. Формально получалось, что общинники работали на него. Последнее обстоятельство вызывает в среде общинников трения и Толстой спешит поддержать морально Новоселова. В марте 1890 года он пишет из Ясной Поляны письмо, адресованное Новоселову и Рахманову: “Пишу же главное и обращаюсь к Новоселову… вам тяжело стало ваше положение в общине, в особенности п[отому], ч[то] вы воображаемый хозяин, и к вам, как к таковому, обращаются. Я подумал поэтому, следующее: Отказаться от собственности и от того, что она дает, удобства, прихоти и обеспечение жизни, это один шаг, по странному заблуждению кажущийся ужасно трудным людям мирским, но в сущности — шаг этот не очень труден бывает, п[отому] ч[то], когда поднимаешь эту тяжесть, на другую сторону весов кладется незаметно тяжелая гиря тщеславия, славы перед людьми… Ну, вы хозяин земли, вы перед людьми землевладелец, вы отстаиваете свои интересы; ну и пускай. Если у вас есть то, что надо положить тут на весы (а у вас оно есть), именно любовь к богу, к добру, желание служить ему , то и кладите на весы и смотрите, что перевесит. Вы ведь знаете и бог знает, зачем вы покупали землю и жили, как живете, и если это делано для служения богу, то уж никак то, что будут думать и говорить про вас, не может это расстроить.Хорошо сказано: и блаженны вы, когда поносят вас. Да, только тогда вы найдете в своей душе, а не найдете, то выработаете, ту силу, для к[оторой] не нужно ни личных радостей, ни славы людской. Помогай вам бог. Пишите. Л. Толстой” (Толстой, 1958, т.65, с. 52). Новоселов – Толстому 7 октября 1890. [Дугино]: “Неожиданным событием прерваны были мои странствия по Москве. Там важные для меня ответы получил я, кажется, взглянув со стороны на общину, поняв, чего не достает нашей жизни. Понял я, думается, и многие причины нашей обособленности от людей, одну из которых вижу в том, что нами выдвигались слишком сильно пункты несогласий с другими людьми, и оставалось не замеченным то, на чем мы могли бы сойтись. Смешивалось также важное с неважным, отрицалось все, когда была дурна часть, и немало других несообразностей порождалось у нас” (Письма, 1994, с. 411-414). В начале сентября 1891 года Новоселов и Гастев ездили к Толстому в Ясную Поляну. Новоселов – Толстому 2 октября 1891. [Дугино]: “А здесь маленькие новости, которые могут оказаться и большими. На Троицкую станцию (Троица, с 1904 года Удомля – П.Д.) наехали неделю тому назад товарищ прокурора, жандармский полковник с братией и исправник. Все думали (это случилось как раз в день моего приезда), что дорогие гости явятся в Дугино и на Мызу (Кубыч – Д.П.). Но ожидания не оправдались. Потолкались они на станции, у станового, некоторые из них побывали кое-где в окрестностях — и удалились. Если верить “молве”, то наезд этот был вызван корреспонденцией из Вышнего Волочка, помещенной в 243 № Петерб[ургского] Листка. Корреспондент доводит до всеобщего сведения о возникновении новой секты “Перховцев”, основателем которой называюсь я. При этом сообщаются биографические данные об основателе секты, устроившем в своем имении общину из интеллигентных единомышленников, которые проводят в жизнь учение, представляющее собою смесь пашковщины и толстовщины (смесь эта получилась в голове корреспондента, вероятно потому, что у нас жила летом девушка-пашковка). Говорится далее, что мы ожидаем прекращения рода человеческого, а потому отрицаем брак, что у нас устраиваются диспуты, на которые допускаются и посторонние и проч. и проч. Упоминается о Рахманове, о его медицинской практике на новых основаниях. В заключение указывается на индифферентизм местного духовенства и на быстрое распространение учения.Я еще в Москве услышал об этой корреспонденции, перепечатанной некоторыми другими газетами, а на Троицкой станции получил и вышеупомянутый № Петерб[ургского] Листка, присланный нам неизвестно кем. Весьма возможно, что это сообщение о новой секте, да еще быстро распространяющейся, вызвало некоторое беспокойство среди начальствующих. Во время их пребывания в наших краях приезжал к Скороходовым становой и спрашивал обо всех лицах, которые были у нас за последнее время. Старики мои (дед и мать – Д.П.) переполошились немало, узнав о происшедшем… А к этому присоединилось внезапное увольнение моей троюродной сестры — земской учительницы, — причем не указаны и причины увольнения. Догадки же наводят на мысль, что причина — знакомство со мной. Есть и еще факты, указывающие на мою зловредность. Все это вместе взятое повергло в уныние моего деда, так что мать уже держит мою сторону, доказывая ему, что не могу же я стать иным, и что меня нечего обвинять за бестолковые действия других. Как бы то ни было, а тяжелая дилемма ставится жизнью. Я вижу, что силы старика слабеют с каждым днем, что каждое душевное волнение вредно отражается на нем; вижу, что вся возможная для него радость заключается в моей матери и во мне, что от нас зависит, как проведет он остаток своей жизни. Мать, живя с ним, делает все, чтобы он был покоен. А я? Я не могу не знать, что самое психическое состояние матери всецело зависит от меня… Приехав на станцию и узнав о приезде властей, я тотчас же отправился к матери и деду, чтобы повидаться с ними и предупредить их. Шесть часов шел я, раздумывая о возможном будущем, и нашел в душе своей только готовность принять все последствия, могущие вытечь из моей жизни, как ни тяжелы они будут. Только в первые минуты я готов был молиться, чтобы миновала чаша сия, но потом твердо и ясно сказалось одно желание: чтобы достало масла в светильнике. Не удивляйтесь, что я так говорю, когда ничего нет сию минуту особенно угрожающего. Теперь я почти и не думаю об этом, но когда я приехал, я был в полной уверенности, что меня арестуют, и желал только одного, чтобы арест не был произведен раньше моего свидания с матерью. Я у Скороходовых. Они отдают мне огород и маленький сад, с тем, чтобы мне одному их ведать, а за это брать все нужное для прокормления. Жить хочу в старой избе, которая им не нужна. Теперь пока свозим камни с полей для фундамента под избы, да рубим лес на лучину (у нас лучиной крыши кроют)” (Письма, 1994, с. 415-419). Об общине Новоселова неоднократно писала пресса: “Вера и Разум” №18 за 1891 год (с.233-239), “Странник” №1 за 1892 год (с.121-122), “Церковный вестник” №27 (с.232-239) и др. В упомянутой Новоселовым статье в “Петербургском листке” № 243 за 1891 год под названием “Новая секта “Перховцы”, сообщаются некоторые подробности быта общинников: “Члены этой общины, собравшиеся из разных мест России, были преимущественно лица, получившие высшее образование. Новые сектанты живут в имении общиною, мужчины в одном помещении, а женщины - в другом. Носят они одежду грубую крестьянскую, обуваются в лапти, рубахи имеют толстые крашенные, а поверх рубахи одевали балахоны и армяки из местного толстого сукна. Одним словом в одежде стараются ничем не отличаться от крестьян; но это им плохо удается. Мужчины занимаются земледелием: пашут землю, возят навоз, косят, сеют и т.п. Земледельческие орудия в общине все новоизобретенные. Но несмотря на это, хлеба и травы родятся лучше тут же рядом на крестьянских полях, чем у этих г.г. новозводителей. Барышни же, как их здесь называют крестьяне , пасут стада скота и занимаются домашним хозяйством: готовят кушанье, моют, шьют белье, вообще исполняют все работы, лежащие на деревенской женщине. В свободное время пропагандисты ходят работать к местным крестьянам, но денег за свой труд не берут, а крестьяне за это должны отработать у них столько же, сколько работали они сами у крестьян.При общине аптечка и живет доктор, окончивший курс на медицинском факультете московского университета, некто г.Рахманов. Доктор ходит тоже в лаптях и вообще ничем не отличается по одежде от других сектантов. Практика его преимущественно в имении при селе Перхове. При этом за советы взымается плата по три копейки с человека, а за лекарства берут столько, сколько кто пожертвует, для чего и устроена кружка. Деньги эти идут на поддержание общины. По приглашению доктор отправляется к больным на дом. За эту услугу полагается уже особенная плата доктору. Брака и совместной супружеской жизни сектанты не признают; по их убеждению мир должен рано или поздно погибнуть, и чем скорее, - тем лучше, а для прекращения рода человеческого самый верный путь – безбрачие и монашеская жизнь. Церкви и православных икон они тоже не признают и во всем имении у них не встретите ни одной иконы. По вечерам и в праздничные дни сектанты занимаются своеобразным толкованием св. евангелия, причем, кроме последователей секты, на означенные беседы допускаются и посторонние. Во время чтения евангелия устраиваются ученые диспуты, но они ведутся на языке понятным крестьянам. Секта “перховцев” нашла здесь хорошую почву и распространяется очень и очень быстро. Для борьбы с сектантами не предпринимается ровно ничего. Местное церковное духовенство довольно индифферентно относится к сектантам. И.Т.П-iй”. К осени 1891 года перховская община прекращает свое существование. Учение Толстого о необходимости жить на земле “трудом своих рук”, понимаемое им и его сторонниками подчас слишком буквально и без учета сложившихся народных традиций, терпит поражение не только в Дугино. Получая информацию из всех общин, понимает это и Толстой. В письме одному из общинников он пишет: “Собираться в отдельную общину признающих себя отличными от мира людей я считаю не только невозможным, но считаю и нехорошим: общиной христианина должен быть весь мир” (Толстой, т.68, с. 133).По призыву Толстого Новоселов и рассеявшиеся участники толстовских общин объединяются вокруг учителя зимой 1891-92 гг. для оказания помощи голодающим в Рязанской губернии. После этого пути ученика и учителя расходятся. Толстой не признавал божественной сущности Иисуса Христа, неоднократно жестко отзывался о нем. Новоселов же, как следует из писем, считал Толстого, прежде всего, последователем Христа, но со временем понял, что ошибается. Начинается новый этап жизни Новоселова в удомельском крае. Он поселяется у Скороходовых. “О.Ф.Скороходова купила осенью 1889 года мызу Кубыч в 10 верстах от Дугино, где также была организована община, рассматривавшаяся как продолжение дугинской”. Ранее Владимир Иванович Скороходов входил в состав общины в Дугино, “…но, убедившись в неустойчивости интеллигентских земледельческих общин, поселился на хуторе и работал на земле со своей семьей” (Письма, 1994, стр. 419). Мыза Кубыч находилась на месте сегодняшней удомельской деревни Ясная Поляна на берегу озера, которое сегодня называется Кубыча. Предположительно, свое название деревня получила в 1928 году – в год 100-летия со дня рождения Л.Н.Толстого и в память о его последователях на удомельской земле. На удомельской земле, среди удомельских крестьян Новоселов изжил в себе “толстовство” и вернулся в Православие. На этом кончается его период жизни в удомельском крае. Последние письма Толстому написаны Новоселовым из Вышнего Волочка. В письме от 30 ноября 1899 года Новоселов пишет: “…верьте, что люблю Вас люблю нередко с мучением и ежедневно почти молюсь о Вас и семье Вашей… Простите, если что имеете в сердце против меня” (Письма, 1994, с. 422). Последнее письмо из Вышнего Волочка отправлено 23 июня 1901 года, в нем Новоселов извиняется за то, что опубликованное “Открытое письмо графу Л.Н. Толстому по поводу его ответа на постановление (об отлучении от Церкви – Д.П.) Святейшего Синода” не было прежде публикации доставлено Толстому (Письма, 1994, с. 423). Но и после расставания духовная связь между Толстым и Новоселовым не прерывалась до самой смерти писателя. Брошюры Новоселова в защиту православной веры были последними книгами, которые Толстой читал за несколько дней до своей смерти. Они так ему понравились, что он поручил своим помощникам написать Новоселову письмо с просьбой прислать все вышедшие ранее выпуски. Стоит ли напоминать читателю, сколь драматичен был период истории, в котором пришлось жить Новоселову? В жизни России продолжала развиваться невиданной силы мировоззренческая и духовная катастрофа, в результате которой произошло разрушение всего русского мироздания 1917 года. Значительная часть интеллигенции и дворянства разорвало свои связи с Православием, с национальной почвой и все глубже погружалась в идеи атеизма, западного либерализма, богоборчества, духовной всеядности и восточного мистицизма. В руках интеллигенции было сосредоточено мощное оружие воздействия на сознание народа – система образования, пресса, искусство. Она этим оружием активно пользовалась, вольно или невольно подтачивая устои государства. Новоселов хорошо понимал, к чему это может привести и сознательно поставил себя в эпицентр происходящей в России духовной борьбы. Новоселов тесно общается с выдающимся русским философом-христианином Владимиром Сергеевичем Соловьевым (1853-1900), сближается с преподобным о.Иоанном Кронштадтским и со старцами Оптиной и Зосимовой пустыни. В начале 1900-х Новоселов живет в Вышнем Волочке, где начинает издавать “Религиозно-философскую Библиотеку”. Затем он переносит издательскую деятельность в Москву и Сергиев Посад. Всего до революции вышло 39 выпусков “РФБ”, около 20 отдельных книг и много других печатных материалов в защиту Православной веры. Новоселов постоянно участвует в работе религиозно-философских обществ, ведет диспуты с Д.С.Мережковским и В.В.Розановым. В ближайший круг друзей и знакомых Новоселова входят священник о.Павел Флоренский, философы Ф.Д.Самарин, И.А.Ильин, В.А.Кожевников, С.Н.Булгаков, выдающийся религиозный живописец М.В.Нестеров и другие. Несколько раз “новоселовский” кружок посещал философ Н.А.Бердяев. Наш современник, Митрополит Сурожской Епархии Русской Православной Церкви о.Антоний (Англия), один из ярчайших проповедников Православия в современном мире, свидетельствовал об огромном влиянии, которые оказали на его духовное развитие выпуски “РФБ”. Периодически Новоселов возвращался в Вышний Волочок, не исключено, что доезжал и до удомельских пределов. В письме А.С.Глинке-Волжскому от 27 июля 1909 года он писал о своей жизни в провинции: “Я живу тихо-тихо. Ни у кого не бываю, кроме 2-х двоюродных братьев, да в церкви! Никуда не тянет отсюда; даже подумать жутко, что опять в московскую суету погружаться придется. Если бы не письма, коих получаю чрезмерно, то житие было бы монастырское. Да еще беда: стал в газеты заглядывать. Неутешительно там… Жутко становится в Божьем мире, и одно остается: “Господи! Утверди нас на камени исповедания Твоего!” (Россия… 1999, с. 97).Когда в 1911 году распространились слухи о возможном рукоположении Григория Распутина в священники, Новоселов выпустил в своем издательстве брошюру “Григорий Распутин и мистическое распутство”. Эта брошюра была конфискована еще в типографии, но дело получило огласку и позволило русскому обществу осознать опасное влияние Распутина на ход государственных дел. “В феврале 1912 года депутат Думы М.В. Родзянко делает доклад вдовствующей императрице, матери Николая II. “Я ей прочел выдержки из брошюры Новоселова и рассказал все, что узнал”. Он просит аудиенции самодержца… “Ваше величество, прочтите брошюру Новоселова: он специально занялся этим вопросом…” (Виницкий, 1996). В 1912 году за большие заслуги в деле духовного просвещения Новоселов был избран почетным членом Московской Духовной Академии. Он был одним из первых, кто поддержал идею восстановления в России патриаршества, приходской общины и созыв Поместного Собора. В Москве Новоселов живет с матерью напротив Храма Христа Спасителя. Один из посетителей кружка Новоселова К.С.Родионов свидетельствовал: “Это было чисто православное общество, а М.А.Новоселов был идейным руководителем Православия в Москве” (Новоселов, с. ХХVI). После революции Новоселов твердо встал на защиту Православной веры. За его активность ГПУ выдало 11 июля 1922 года ордер на обыск, который был подписан Генрихом Ягодой, в то время заместителем председателя ГПУ. Новоселов успел уйти из квартиры и перешел жить на нелегальное положение. В октябре 1922 года посещает Вышний Волочок. С 1922 по 1927 года он продолжает нелегально заниматься проповедью Православия, рассылая своим корреспондентам письма, в которых отвечает на самые насущные вопросы духовного состояния общества и защищает христианские догматы. Эти письма переписываются вручную, перепечатываются на машинке и передаются из рук в руки. Всего известно 20 таких писем. Впервые они изданы только в 1994 году. Новоселов не принял “Декларацию” митрополита Сергия, устанавливающую особый порядок взаимоотношений РПЦ и Советского государства, посчитал это отступничеством от догматов Православия. В конце 1928 году он был арестован и 17 мая 1929 года осужден на 3 года. Срок отбывал в Ярославском политизоляторе, где в 1931 году получил новый срок – 8 лет, а в 1937 году еще 3 года. 17 января 1938 года он был приговорен к расстрелу в Вологодской тюрьме. Однако документы, подтверждающие приведение приговора в исполнение в его деле отсутствуют. В недрах “катакомбной” церкви, где М.А.Новоселов почитается как новомученик епископ Марк, до сих пор распространяются устные предания, что он принял в 1920 году монашеский постриг, а в 1923 г. – тайную епископскую хиротонию, что в 1938 году после отбытия срока Новоселов был отправлен в ссылку в Сибирь. Но документы об этой информации нам не известны.Последние слова Михаила Александровича Новоселова, дошедшие до нас, содержаться в его последнем письме от 31 декабря 1927 года: “Молитвенно памянуя вас, мои родные, я, в свою очередь, надеюсь, что и вы не забываете моих неоднократных просьб о молении за вашего брата о Господе и о Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви Христовой. АМИНЬ” (Новоселов, 1994, 294).
|